Поморский капитан - Иван Апраксин

– Не знаю, – покачал головой Степан. – У меня было мало знакомых поварих. Но если ты действительно не умеешь готовить, то, конечно, ты не из их числа. А кто же ты тогда? Разбойница, как все остальные здесь?

Ему внезапно стало весело. Бывалый моряк, он, оказавшись даже на чужом корабле, испытал подъем духа. А тут еще и девушка симпатичная. Даже смешно – и она разбойница!

– Ты прав, – вдруг сказала девушка, – это разбойничий корабль. И капитан Хаген – самый главный разбойник на этом корабле, и не только. Но я не разбойница. Я такая же пленница, как вы все. Просто меня не держат на цепи, потому что я не могу убежать.

– Мы тоже не можем, – вздохнул Степан. – А ты давно здесь?

– Давно, – сказала Ингрид. – Уже второй рейс я здесь. Капитан Хаген торгует людьми. Он покупает невольников, а затем везет их в условленное место и там перепродает, но уже гораздо дороже, чем купил. Этим он и занимается.

В этот момент пленники доели похлебку до самого конца, пока ложки не заскребли по деревянному днищу. Теперь все они смотрели на Степана, беседующего с девушкой, которая вдруг рассмеялась.

– Ну вот, – сказала она виновато, – твое любопытство погубило тебя. Пока ты болтал тут со мной, твои товарищи все съели. Теперь ты останешься голодным, и Бог знает, на какое время…

Да, это было действительно огорчительно. Но едва Степан открыл рот, чтобы галантно ответить, что разговор с такой прелестной девушкой стоит пары ложек местной баланды, как вмешался Лаврентий. Выяснилось, что он не только ел вместе со всеми, но и внимательно слушал разговор.

– Слушай, Ингрид, – сказал он, тщательно облизывая ложку, – а откуда ты так хорошо говоришь по-нашему? Ты ведь из Шведского королевства, да?

– Да, – гордо ответила девушка. – Я Ингрид Нордстрем. Дочь капитана Нордстрема. А говорю я по-вашему, потому что моя мама родом из Або. Там все так говорят.

– Если ты дочь капитана, – въедливо заметил Лаврентий, пристально разглядывая девушку, – то, что делаешь здесь – на корабле совсем другого капитана? Он твой муж – этот Хаген?

Девушка даже вздрогнула при этом бесцеремонном вопросе, и глаза ее потемнели.

– Никогда, – ответила она гордо, – никогда Хаген не станет моим мужем. Моим убийцей – да, моим тюремщиком – да. Пусть даже моим насильником, если решится умереть. Но только не мужем.

Видно было, что Ингрид настроена решительно. Этим она сразу напомнила Степану поморских девушек – таких же гордых и независимых. Эх, где теперь те поморские девушки из Кеми и Холмогор?

Из коридорчика донесся грубый крик, и головка Ингрид пропала. Вместо нее просунулась страшная рожа капитана Хагена с мутными белесыми глазами. Он обвел этими гляделками пленников, сидевших на полу. Потом взгляд его остановился на стоящем Степане.

– Ты много разговариваешь, раб! – зарычал он. – Я прикажу снять с тебя кожу плеткой, если ты еще раз промолвишь хоть одно слово с Ингрид. Ясно тебе? Ты хоть представляешь, что я могу с тобой сделать, если захочу?

В глазах у Степана потемнело от охватившего его гнева. Еще иеромонах Алипий в холмогорском монастыре много раз назидательно говорил Степану:

– У тебя, Степушка, сынок, нрав уж больно крутой. Не по годам, да и не по ремеслу. Ты же рыбак, Степушка, а не воин грозный. Доведет тебя гневливость до беды!

Степан зажмурился, чтобы не видеть физиономию разбойничьего капитана, и, стараясь говорить спокойно, негромко ответил:

– Это если захочешь. А захочешь ли? Ты ведь живешь торговлей людьми. А какому покупателю нужен человек со снятой кожей? Прогадаешь!

В ту минуту Степану вспомнилось, как его духовник в монастыре суровый отец Афанасий учил его смирять свой гнев. Нужно трижды повторить про себя: «Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его».

Насколько Степан помнил Священное Писание, как раз кротостью царь Давид вовсе не отличался, а один поступок его был уж вовсе возмутительным. Но совет отца Афанасия оказался действенным и часто помогал Степану сдержать свой гнев.

Он открыл глаза и прямо взглянул в мутные глаза шведского разбойника.

– Ты должен беречь всех нас, Хаген, – сказал он. – Ты заплатил за нас деньги и собираешься на нас заработать. Так что береги нас, потому что деньги для тебя – самое главное.

Наверное, Степану показалось, но из-за дощатой двери послышался одобрительный смешок – это не удержалась красавица Ингрид, слышавшая весь разговор…

Капитан Хаген, видно, тоже услышал смешок, потому что лицо его побагровело.

– Мы поговорим с тобой отдельно, – взревел он еще громче прежнего. – Ты слишком умный для раба. Ничего, скоро поглупеешь.

Затем взгляд его остановился на сотнике Василии, который к утру уже окончательно пришел в себя. Степан с Лаврентием осмотрели его рану на щеке и убедились в том, что пока что она не начала гноиться.

– Ты кто? – спросил капитан. От его проницательного взора не укрылся дорогой кафтан, серебряные пуговицы на рукавах и шапка, отороченная ценным мехом. Наметанному глазу сразу ясно было, что человек не простой…

Василий значительно посмотрел на Хагена и медленно ответил:

– Сотник стрелецкого войска. Служивый человек московского царя. Отец мой – ближний боярин у государя Иоанна. Большие деньги получишь, если вернешь меня отцу.

Вероятно, разбойничий капитан уже не раз слышал такие предложения и успел выработать свое отношение к ним.

– Ну да, – грубо захохотал он, – твой отец повесит меня прежде, чем я получу от него деньги. Знаю я этих московских бояр! Нет уж, лучше получить за тебя сто золотых у алжирских пиратов, чем веревку на шею от твоего отца.

Потом Хаген внезапно усмехнулся и поглядел на Василия как-то странно.

– А ты ведь красавчик, – сказал он изменившимся голосом, – не подумаешь, что сотник московского царя. Прямо как девушка. Заходи ко мне, голубушка, скоротать вечерок.

Капитан Хаген убрал голову из окошка, и из коридорчика послышался его голос – он гнал прочь Ингрид. Она упиралась, говорила что-то дерзкое в ответ. Затем тяжелые шаги прогрохотали по лестнице, ведущей на палубу, и стихли.

* * *

Когда капитан ушел, в кубрике наступила тишина. Было слышно лишь, как плещет волна за бортом, как скрипят канаты на палубе и как тяжело, напряженно дышат пятнадцать человек, запертых в тесной духоте.

– Зря ты его задираешь, – сказал Ипат, покосившись на Степана. – Теперь он наш хозяин, а если ты его рассердишь, то всем нам станет тяжелее. О других не думаешь…

– Хозяину нужно угождать, – подхватил Агафон. – Какой ни есть, а он наш властелин. А ты что же: чуть что и отвечаешь дерзко.

Эти нравы, с которыми пришлось познакомиться в стрелецком войске, давно уж не нравились Степану. Только не было случая, чтобы сказать об этом.