Фото на развалинах - Николай Пономарев

— Да, папа. Ещё не всё потеряно, — ответил я, отдышавшись. — Я — не алкоголик.

— Нет, но если начинать в этом возрасте, то всё поправимо. Станешь.

Я в ответ глупо улыбнулся.

— Иди спать, — сказал отец, поставив чашку на стол. — Проводить в комнату?

— Сейчас, — тут меня затошнило как-то особенно сильно, — сейчас, — повторил я и как можно быстрее пошел в туалет.

Не закрывая за собой дверь, я наклонился над унитазом, и тут же меня вырвало. Сначала водой, потом всем остальным, что я ел и пил у Алиски, потом и желудочным соком. Среди прочего наверняка вышли из меня и Алискины поцелуи…

«И я проклял тот день, когда родился». Сколько раз я читал эту фразу в книгах. Но что она значит на самом деле, понял, как следует, лишь в этот вечер. Рвало меня порциями, рвало, даже когда рвать уже стало нечем, а позывы переходили в кашель, раздирающий горло.

Отец сидел рядом на табурете и участливо наблюдал за мной.

— Может, «скорую» вызвать? — наконец спросил он.

— Не надо, мне уже лучше, — прошептал я.

Никаких врачей я не хотел. Ничего не хотел. Только упасть и спать. Но не тут-то было. Два раза я пытался заснуть, но приходилось возвращаться к туалету, и оба раза меня сопровождал туда отец. Мать так устала убирать квартиру и держаться трезвой к его приезду, что уже смотрела десятый сон. Наверное, отец был не рад, что вернулся. Проводить дни на работе, а вечера с симпатичными дамочками, несомненно, куда приятней, чем таскать по квартире пьяного меня.

Единственное, что принесло бы мне облегчение кроме сна, так это новость, что Виктор Валентинович попал под трамвай или навернулся из окна девятиэтажки. Всешкольная скорбь, похороны через три дня… Но на эту новость рассчитывать было глупо.

— Ты уверен, что тебе лучше? — уточнил отец. Чтобы наверняка знать и перестать за меня волноваться.

— Да, — сказал я, хотя был в этом не совсем уверен, — кажется, уже всё вышло.

— Пойдём, — он встал и пошёл впереди меня, уже не поддерживая, как в прошлый раз.

До своей постели я добрался одним только усилием воли. После чего плюхнулся лицом в подушку и подумал, что больше всего напоминаю сейчас дохлую, выброшенную на берег каракатицу.

Отец не уходил. Стоял у двери и рассматривал меня.

— Что, смешно? — спросил я.

— Что тут смешного? Раньше у меня пила только жена. А теперь и единственный сын приходит домой чуть живой… Ты находишь тут повод для веселья?

— Это у тебя такая… — я хотел сказать «карма», но тут ни с того ни с сего вспомнил слова Карбони о словах и музыке и осёкся.

— Она самая, — задумчиво подтвердил отец.

— Пап, — сказал я в подушку. — Ты не волнуйся. Я в тебя пойду. Трезвость — норма жизни.

— Да? — усмехнулся отец. — А так на мать похож… Ладно, спи. Завтра поговорим.

Он вышел, а я, устраиваясь поудобнее, представил недалёкое будущее: я загоняю историка, подавляю его своей хитростью и интеллектом, максимум через месяц он уходит, испуганный и разочарованный жизнью.

Сквозь сон я представил, как Карбони трусливо крадётся через двор к своему дому. Это существо, уже снящееся мне, почти не походило на настоящего Виктора Валентиновича. Оно лишь отчаянно хотело спастись от чего-то. Его пугал шелест листьев и поскрипывание старого тополя, пугали шорохи в дальних дворах и биение собственного сердца. «Что тебе нужно здесь?» — настиг его глас Божий. «Мне ничего не нужно», — прошептал бледный историк, зажмурившись. Он очень хотел жить. «Не всё так просто, — глас Божий стал нестерпим, и Карбони схватился за уши, спасая барабанные перепонки, — ты натворил много бездумных поступков. Теперь тебе придётся держать ответ! Святой пророк Илья, разберись с ним!»

Пророк Илья оказался молодым человеком моего роста, с лицом, напоминающим меня, только с длинными волосами, повязанными красной лентой. До пояса Илья был голый и, к ужасу историка, поигрывал кубиками пресса на животе. Трусы, кроссовки и боксёрские перчатки были чистого белого цвета.

— Витя, Витя, с кем ты связался? — ухмыльнулся пророк Илья. — Сейчас я тебя проучу! Выходи на смертный бой.

— Прости меня, Господи, прости меня, Илья-пророк! — взмолился Карбони.

— Нет тебе прощения! — громогласно сообщил Илья и нанёс первый удар снизу в челюсть.

Карбони отлетел на добрый десяток шагов. Затем последовали боковой слева, два хука справа и прямой удар, точно в лоб. Глаза у Карбони закатились, и он упал на землю.

— Так будет с каждым, кто не с нами! — возвестил громовым голосом пророк Илья. Со всех сторон засверкали вспышки фотокамер и одобрительные крики: «Чемпион!»

Илья, словно на ринге, поднял руки — и в следующий момент получил предательский удар по затылку. Это трусливый Карбони поднял обломок строительной арматуры и нечестно напал. Мир стал расплываться, темнеть. Илья дрогнул, зашатался и начал оседать на землю, ощущая лишь сильную головную боль.

Я проснулся. За окном ещё только начинало светать, с неба валилась смесь снега с дождём. Затылок нестерпимо ломило. Вспомнив глупый сон с поединком, я усмехнулся. Жаль, что желаемое легко достигается только во сне.

Во втором сне, увиденном мной в эту ночь, я всё бегал и бегал за Наташей, пытаясь доказать ей, что я не вру и действительно у историка есть девушка. Но Наташа, как в компьютерной игре, переносилась на другой уровень, стоило мне приблизиться. Проснувшись утром, я уже знал, что мне надо сделать: привести Титовой веские доказательства своей правоты. Допустим, фотокарточки. Сделать это мне ничего не стоило: выследить Виктора Валентиновича и отснять. Дел на несколько дней, зато Наташа прозреет, поймёт, что ей ничего не светит, и всё станет по-прежнему, а может, даже лучше.

• • •

Первая половина дня протекала у меня ужасно. В основном из-за головной боли, которая не прошла, даже когда я проглотил две таблетки. Второй неприятностью оказалась мать, которая вылавливала меня, стоило мне показаться из комнаты, и пыталась объяснить, что напиваться в пятнадцать лет — это очень нехорошо и я не должен так пугать их с отцом. Мне всё время хотелось сказать, чтобы отстала от соринки в моём глазу и выкорчевала бревно у себя. Но ссориться с матерью было элементарно лень — надо беречь силы на вторую половину дня. Я пропустил школу из-за головной боли, а у историка сегодня есть уроки в «Б» классе. Я планировал выследить его после уроков. Надеюсь, мне будет, что сфотографировать.

К концу школьного дня я вооружился фотоаппаратом, сменой батареек и отправился на наблюдательный пункт — притаился под козырьком здания напротив школьного крыльца. Мокрый снег так и падал, люди мимо ходили с унылыми физиономиями. Ничуть не веселее были те, кто выходил из школы. Я встал так, чтобы не бросаться в глаза, и натянул капюшон куртки чуть ли не на нос. В частности, чтобы не узнали одноклассники — очень не хотелось сейчас расспросов, чего это я не явился на учёбу, а торчу тут. Мне даже удалось увидеть Титову с Зелениной — они вышли, шушукаясь, и пошли вместе. После этого прошло минут пятнадцать, в здание толпами входила мелкота со второй смены, а историка всё не было и не было. Я уже собрался зайти в школу и уточнить, не перепутал ли я расписание. Может, нет у бэшников никакой истории? Но тут Карбони, наконец, появился. У него, как и у меня, не было зонта. Он поднял воротник у куртки и, зажав под мышкой чёрную кожаную папочку, припустил по грязево-снежной смеси. Передвигался историк довольно быстро. На всякий случай я сфоткал его появление на крыльце и ещё пару раз — со спины. Плохо было то, что вспышкой пользоваться было нельзя, и я опасался, что по такой погоде фотки получатся некачественные. Но решил, что если увижу добычу — то есть Карбони с девушкой — то плюну на маскировку и сниму их со вспышкой. На войне все средства хороши. Но Карбони о войне и не подозревал — он шёл домой спокойно. Купил по дороге продукты, потоптался у газетного киоска. Два раза у него звонил мобильный, и он на ходу говорил. Звонки меня ободрили — наверное, это звонила как раз девушка. Чтобы назначить встречу. Но на этом моя добыча информации и закончилась — Виктор Валентинович вошёл в подъезд. Я посмотрел на панельную пятиэтажку и чертыхнулся. И чего теперь ждать? Возможно, Карбони и не выйдет больше. Может, он сейчас подготовится к завтрашним урокам, поест, посмотрит что-нибудь по телику и ляжет спать. А может, девушка уже у него дома? Они живут вместе, вот и всё. Как я раньше это не предусмотрел?