Микроубийцы из пробирок. Щит или меч против Запада - Лев Федоров

Наркомздрав под предлогом принятия необходимых мер по борьбе с эпидемиями и эпизоотиями мог бы совершить огромную научно-исследовательскую работу в нужном для Военведа направлении и заготовить, не вызывая ничьего подозрения, известные количества запасов прививок и пр.

Начальник ВОХИМУ Я. Фишман

10 февраля 1928 года» [74].

Доклад Я. М. Фишмана 1928 года лег в основу масштабной подготовки страны к наступательной биологической войне. При этом армия наладила вполне эффективное руководство военно-биологической деятельностью цивильных органов Наркомздрава СССР, оставаясь при этом в тени. И так продолжалось многие годы.

Были у ВОХИМУ РККА и успехи по линии химического вооружения, так что довольно скоро все его лаборатории оказались под одной крышей — 7 апреля 1928 года РВС создал Институт химической обороны (ИХО) РККА [93]. Новый секретный институт (с 1934 года он стал НИХИ РККА — Научно-исследовательским химическим институтом; в/ч 8952) имел своей главной целью подготовку страны к наступательной войне — и химической, и биологической. Соответственно, в структуре института был предусмотрен и интересующий нас отдел — «биохимический, характер работы которого является абсолютно секретным» [94]. Кстати, построен тот военный институт был не на деньги бюджета НКВМ, а на народные (тогда население страны активно пугали не терроризмом, как нынче, а злокозненным О. Чемберленом и в ответ собирали с него дань в виде взносов на «наш ответ Чемберлену»).

Размещался VI (биохимический) отдел [74, 95], переименованный в 1929 году в N-ский (потом — IX) отдел ИХО РККА, непосредственно на территории ИХО (на Богородском валу в Москве). Однако работал он по самостоятельной программе и имел свой собственный бюджет.

Первоначально в биохимическом отделе ИХО лидировали три микробиолога — работник кафедры микробиологии МГУ И. М. Великанов (до 1930 года), а также Е. И. Демиховский и Н. Н. Гинсбург (1901–1969), пришедший вместо А. Н. Гинсбурга (он вернулся к токсикологии отравляющих веществ).

Почему выбор пал именно на И. М. Великанова (1898–1938), в наши дни сказать не так просто. В его пользу могли свидетельствовать два соображения: 1) в 1925–1928 годах он учился в Институте красной профессуры; 2) он был секретарем фракции ВКП(б) московского общества бактериологов. В общем-то, И. М. Великанов в 1928 году, по окончании упомянутого института, был распределен в Саратов, однако решением Секретариата ЦК ВКП(б) был передан в «военное ведомство для руководства специальной особо секретной лабораторией» [96].

Московский период военно-биологических работ ИХО был продолжительным — целых 8 лет — и достаточно плодотворным. В 1929 году, например, отдел отчитался за резкое увеличение эффективности выделенного им токсина ботулизма: 1 см³ жидкого токсина был способен убить 10 тыс. морских свинок [97].

К моменту реформирования, которое было проведено в 1934 году, бактериологический отдел разросся до 65 человек [98]. Напомним о лидировавших специалистах того тайного отдела: Е. И. Демиховский, Н. Н. Гинсбург, С. Н. Муромцев, А. М. Юрковский, А. А. Суслина, Г. Ю. Яффе, Е. Н. Толстухина, А. М. Полтинникова, О. В. Овсянникова и др.

Исследовались возбудители и против людей, и против животных. Задания по испытанию возбудителей на людях получал также Центральный санитарно-гигиенический институт ВСУ, располагавшийся в Лефортово (Москва) на территории 1-го Коммунистического военного госпиталя. Руководил испытаниями Н. Н. Гинсбург [2]. Работами с возбудителем сибирской язвы в Москве в Кузьминках занимался и нынешний Институт экспериментальной ветеринарии, который начал получать задания вскоре после своего переезда в Москву (это случилось в 1918 году) [48].

Оставался, однако, серьезный методический вопрос о способе «проведения через неповрежденную кожу патогенных микроорганизмов». Эта принципиальная проблема была разрешена заново (все-таки иприт как проводник — это было слишком хлопотно) и доложена на специальном очень узком заседании в ИХО РККА, состоявшемся 3 февраля 1932 года. Проводником спор сибирской язвы через кожу кроликов оказался более нейтральный фенол (карболовая кислота), и этот факт был признан серьезным достижением. Смерть кроликов и баранов при нанесении 1–3 капель на кожу наступала через 44–144 часа. Применять рецептуры на основе фенола предполагалось средствами авиации из выливных авиационных приборов. Было решено испытать разработанный метод в полевых условиях и представить рецептуру на вооружение РККА [99].

В 1932 году для IX отдела на территории ИХО было возведено отдельное здание, что позволяло бактериологам чувствовать себя более обособленно от работ химических отделов [100].

К 1933 году достижения IX отдела «по усилению мощи и обороноспособности Красной армии» были столь значительны, что по случаю 15-летия РККА они получили высочайшую оценку руководства и института [101], и ВОХИМУ [102]. Среди тех, кто был удостоен ценного подарка, были многие энтузиасты — Е. И. Демиховский, Н. Н. Гинсбург, С. Н. Муромцев.

Достижения действительно были — к тому времени в Тобольске (Тюменская область) уже работала лаборатория, впоследствии превратившаяся в нынешнюю биофабрику. Здесь с 1931 года был налажен выпуск биомассы сибирской язвы на промышленной (по понятиям тех лет) основе. Вскоре лаборатория в Тобольске стала крупным центром в этой области [44].

Не забывали и о «прикрытии» секретных работ. Во всяком случае, 24 сентября 1930 года всегда готовая «Красная звезда» была уполномочена заявить следующее: «То, что буржуазные армии имеют химико-бактериологические лаборатории, несомненно, доказывает, что, наряду с другой санитарной работой, стоит и борьба с распространением бактерий противником. По-видимому, эти армии недалеки от того, чтобы при первом удобном случае воспользоваться теми или другими бактериями для уничтожения противника» [79].

В общем, 4 января 1934 года начальник ВОХИМУ Я. М. Фишман в докладе наркому К. Е. Ворошилову настаивал на постановке вещества № 49 (рецептуры биологического оружия на основе сибирской язвы и фенола) на вооружение, равно как и на решении всей проблемы «организации мобобеспеченности, снаряжения и снабжения этими средствами» [103].

Было бы удивительно, если б опытный царедворец этого не сделал. Дело в том, что 2 января 1934 года Я. М. Фишман был вынужден доложить наркому о декабрьской беде — в ИХО «в связи с работами по веществу № 49 заболела и умерла лабораторная служительница т. Ломова. Болезнь продолжалась 5 суток» [104]. Так что опыт на людях, по существу, состоялся. Из песни слова не выкинешь, и трагическое, к сожалению, неотделимо от шкурного. За месяц до гибели несчастной женщины Я. М. Фишман запросил у руководства Красной армии (адресатом был начальник вооружений М. Н. Тухачевский) улучшения материально-бытовых условий группы создателей нового и очень опасного оружия «в связи с особым характером работы 9-го отдела ИХО (вещество № 49)». Однако в списке самых достойных, как водится, погибшей от сибирской язвы А. Т. Ломовой не было [105]. Да и в феврале 1933 года, когда в ИХО торжественно награждали сотрудников бактериологического отдела, скромная работница А. Т. Ломова в списках удостоенных не значилась [101]. Жизнь тогда действительно была тяжелая — непосредственно в дни болезни и смерти Ломовой в ИХО прошла очередная чистка («проверка личного вольнонаемного состава»), в результате которой работники фронта биологической войны Н. Н. Гинсбург, С. Н. Муромцев, Е. Н. Толстухина Г. Ю. Яффе, А. А. Суслина, А. М. Юрковский в институте были оставлены. А вот сотрудник ИХО В. А. Саноцкий тогда был уволен («политически неустойчив, через жену имеет связь с чуждой средой») [106].