Внеземное притяжение - Анна Романова

Всему должно быть другое объяснение, но я его не знаю, и от этого становится ещё печальнее.

– Возможно, все станет понятно, когда вернется старец, – на выдохе произносит брюнет, пытаясь успокоить либо меня, либо себя.

– Какой ещё старец? – на автомате переспрашиваю. Не уверена, что я на самом деле вникала в суть его слов, слишком уж была погружена внутренним самобичеванием, растворяясь в безысходности с горьким вкусом боли и отчаяния.

– Мудрец, который прожил больше ста лет. Он знает всю историю и видит будущее. Его зовут Торвальд, он давно рассказывал мне о каком-то пророчестве, что приведет чужеземца в наш Мир, но я был слишком молод, чтобы запоминать старые сказки. Он сможет объяснить, что привело тебя к нам и, скорее всего, ответит, как найти дорогу домой.

– А когда он вернется? – я смотрю на собеседника. Впервые за долгие минуты общения в моем голосе появляется искренняя заинтересованность.

– После каждого затмения небесного светила, Торвальд отправляется в Маунтейн Трайб на три дня, забирается на самую высокую гору и проводит какие-то обряды для единения с силой природы, – он рассказывает спокойно, без нервов и снисхождения (как объясняют маленькому ребенку), за что ему большое спасибо. Однако когда он начинает мяться, я настораживаюсь.

– И давно он ушел? – спрашиваю, не выдержав затяжной паузы.

– Вчера утром, прямо перед тем, как мы нашли тебя в лесу.

– То есть, он завтра уже вернется? – интересуюсь с надеждой в голосе.

– Не совсем.

– В смысле? – поворачиваюсь к мужчине и смотрю на него пристально, а он хмурится как человек, который хочет сообщить плохую новость.

– Он вернется через тридцать ночей.

– Что? – протяжно спрашиваю, пока мои глаза расширяются до неприличного размера.

– Путь очень далек, дорога в одну сторону занимает примерно пятнадцать ночей, и то, если погода хорошая. Здесь мы ни на что не можем повлиять, остается только ждать.

– А я не могу поехать к нему?

Мужчина хохотнул, и я смотрю на него со всем недовольством, на которое только способна.

– Конечно же, нет.

– Это все потому, что я девушка? – спрашиваю сощурившись, поставив руки на талию.

– Разумеется.

– Да как ты смеешь?! – возмущаюсь я, девушка двадцать первого века, живущая в век феминизма и женской независимости. Да только забыла, что сейчас нахожусь явно не в таком мире.

– Тебя убьют раньше, чем ты доберешься до соседнего поместья, потому что путь к нему лежит через лес, – строго заявляет брюнет, скрещивая огромные руки на своей излишне накаченной груди (да, так я пытаюсь развеять образ идеала, но минусы у меня весьма сомнительные).

– Я смогу пройти через лес, пусть это и будет волнующе, но тем не менее! Я же не белоручка. Да, я ребенок асфальта, но и дома у нас было множество деревьев, я готова! – самоуверенности мне не занимать. Но, даже не глядя на выражение лица мужчины, стало ясно, что я не понимаю, о чем говорю.

– Тебе нужно опасаться не деревьев, а тех, кто обитает за ними. Не скажешь, от кого ты бежала, сверкая пятками? – он делает шаг ко мне, и дышать становится трудно, опять это наваждение.

– Я просто испугалась!

– Кого? – продолжает настаивать мужчина.

– Никого, просто испугалась звука! – я упрямо не хочу признавать его правоту, потому что для этого нужно поверить в то, что происходило на опушке, но к такому я не готова.

– Какого звука? Ты сама все знаешь, чувствуешь. Я видел страх в твоих огромных глазах, и заметил резаную рану на плече, оставленную стрелой. Это лес в тебя пустил стрелу?

– Нет, я порезалась о ветку, – я слишком уперта, чтобы отступить, поэтому продолжаю стоять на своем, чем, видимо, вывожу брюнета из равновесия. Он подается вперед, хватает рукав плаща и дергает вниз, оголяя плечо, правда, не то.

– Ха! – важно заявляю, ведь моя теория подтвердилась – раны нет. Мужчина открыл левое плечо, а порез-то у меня на правом.

Однако глаза брюнета округляются, его рука зависает в воздухе возле моей кожи, а взгляд прикован к узору. Я не понимаю, чего он так уставился, рисунков что ли никогда не видел?

– Откуда это у тебя? – он аккуратно проводит большим пальцем по символу, похожему на солнце, словно пытается стереть его границы. От его прикосновения мурашки пробегают по коже, и я вздрагиваю.

– Это просто рисунок, – отвечаю, немного замявшись, но руку не одергиваю. – Хм, а вообще он как-то не так выглядит, бракованная хна попалась. Она должна быть рыжеватой по цвету, а сейчас больше напоминает шрамирование или татуировку белой краской.

Действительно странно, какая-то мистика. Хна словно впиталась под кожу. Провожу пальцем по контуру круга, ощущая небольшую выпуклость на поверхности, будто бы действительно шрам.

– Откуда у тебя этот символ? – требовательно переспрашивает мужчина, заглядывая мне в глаза.

– Я нарисовала его накануне вечером, прежде чем оказаться в этом проклятом лесу, а что такое-то? – теперь уже требовательно спрашиваю я. Ненавижу, когда человек не может объяснить все сразу.

– А вот что, – нервно отвечает он, начиная расстегивать пуговицы на своем странном, буду называть его «пиджак».

– Эй, эй, эй! Что началось-то? Ты чего? – выставляю перед собой руки и отшагиваю назад.

Однако брюнет не останавливается, снимает «пиджак» с плеч и бросает его на кровать, благо под ним просторная рубаха. Но ему и этого мало! Я что, сказала слова, которые на его языке означают: «скидывай с себя немедленно одежду, а то я перережу всю твою семью»  или «берите меня семеро»?

Собеседник стягивает ткань через голову, во всей красе демонстрируя свое идеально-накаченное тело, а после поворачивается спиной, указывая большим пальцем на родимое пятно, находящееся на левой лопатке.

Когда я перестаю откровенно глазеть на невероятно широкую, рельефную спину, с накаченными крыльями (и это все при узкой талии), то подхожу ближе и начинаю всматриваться в очень знакомый узор. Мои пальцы сами тянутся к чужой коже, повторяя подушечками изгибы рисунка, который в точности такой же, как мой.

Резко разворачиваюсь и перехватываю тонкое запястье. Луна вздрагивает, поднимает на меня свои огромные зеленые глаза и смотрит пристально, но не испуганно. Она не пытается выдернуть руку или отпрянуть, чтобы увеличить промежуток между нашими телами, наоборот, девушка делает шаг вперед, останавливаясь настолько близко, что её грудь почти касается моего торса. Гостья протягивает руку к моему лицу (ту самую, которую я удерживаю), не мешаю ей, но и не ослабляю хватку. Тонкие пальцы касаются щеки, а мой взгляд изучающе замирает на манящих губах. Её рука скользит по лицу вверх, поднимаясь к скулам, а после перемещается на короткие волосы. Чувствую, как сердце ускоряет ход и моим разумом завладевает какое-то животное желание обладать ею. Хватаю ткань плаща и властно притягиваю Луну к себе, её ладонь тут же находит место на моей груди и я, выпустив девичье запястье, обхватываю рукой изящную шею, вынуждая гостью приподняться на носочках. Мы сохраняем молчание, глядя друг другу в глаза, из-за чего в комнате становится слишком жарко, и когда её горячее дыхание обжигает мои губы, я почти теряю самообладание.