Не чужие - Мария Коваленко

Решительная часть меня тут же ухватилась за эту идею и нарисовала в воображении Сашу. То как он привычно закидывает ногу на ногу, хмурится, задумчиво трет подбородок, рассматривая мой новый наряд. Надежный как скала мой парень просто обязан был помочь справиться и помочь раскрепоститься. С ним не было страшно ничего.

Треть мелодии я старательно держалась за эту иллюзию и, как могла, двигала все еще деревянным телом. "Давай же, ради Саши! Ты сможешь", — нашептывал внутренний голос, и пальцы медленно, словно неродные, расстегивали пуговицы.

Одну за другой.

Медленно.

Натужно, словно перед пытками.

К середине рубашки, я поняла, что не справляюсь. Под клиентом скрипнуло кожаное кресло, и недовольный глухой вздох поставил точку на моих наивных потугах.

В следующую секунду пятьсот баксов должны были раствориться за дверью несбывшейся мечтой. Заказ не исполнен. Ни танца, ни сантиметра голого тела — трата времени для того, кто не привык тратить впустую ни минуты.

Надежды почти не оставалось. Лишь ее призрак, тень, за которую не ухватишься руками и которой не прокричишь: «Еще минуту!»

От отчаяния, забыв все свои страхи, я представила другого. Широкие плечи. Рельефный пресс. Косые мышцы над белым полотенцем… Внимательные голубые глаза. Мое романтическое прошлое превратившееся в запретное настоящее.

Не понимаю, как, но это сработало. Музыка полилась через тело жидкой магмой. Сердце забилось в такт, и рубашка вместе с бюстгальтером кучей тряпья упали под ноги.

— Наконец-то, — за спиной послышался хриплый голос, но я тут же забыла и слова, и того, для кого танцую.

В мыслях был только он… Максим Громов. Такой, каким я видела его последний раз. Разгоряченное тело задвигалось в такт мелодии, и больше не осталось никакой скованности.

Время потекло медленно. Оно словно вступило в сговор с клиентом и превратилось в вязкое густое желе. В нем я не чувствовала усталости, не прислушивалась к чужим похотливым вздохам, не бежала никуда от себя.

Все что от меня осталось — пульсирующая по венам мелодия, сушащая рот незнакомая жажда и руки… Мои собственные, спускающиеся по шее, плечам, груди. Нежно ласкающие звенящее от удовольствия тело. И вновь поднимающиеся вверх, к губам. Раскрытым, влажным, требующим прикосновения других губ.

Безумный эротический транс имени мужчины, о котором нельзя было ни думать, ни мечтать, но который один-единственный заставил забыть обо всем и чувствовать… Ярко, сладко и так реально, будто был рядом и своими сильными руками скользил по моему телу.

Потерявшаяся между фантазией и реальностью, я живо представила это, и чуть не простонала вслух имя, ощутив на талии широкую жесткую ладонь.

— Майя? Какого хрена? — прогремел над ухом знакомый голос.

Иллюзия покрылась мелкими трещинками и разлетелась зеркальной пылью.

— Макс? — этого не могло быть. Совсем! Но передо мной из плоти и крови стоял объект моих фантазий — Максим Громов. Злой как черт и, похоже, настроенный очень решительно.

От шока язык прилип к небу, но в отличие от клиента, Громов терпеть и ждать не был намерен. Пока я пыталась совладать с собственным речевым аппаратом, он как мешок картошки выволок в коридор моего несостоявшегося спонсора, крикнул кому-то, чтобы "разобрался с балластом" и снова вернулся в кабинку.

Все что я успела, пока он как хищник загонял меня в дальний темный угол — прикрыла руками грудь. Хотелось укрыться полностью свето-, звуконепроницаемым куполом, а еще лучше — исчезнуть из комнаты как Гудини или Копперфильд. Я много чего бы еще хотела, но, судя по желвакам на скулах Максима, моим желаниям сбыться было не суждено.

— Майя, какого хера здесь происходит? — припечатав своими руками мои плечи к стене, проревел Макс.

— Это… — от растерянности мысли спутались. — Это не твое дело, — я гордо задрала вверх подбородок.

— Твою… Одной Юльки мне мало, еще и… — процедил он что-то непонятное скорее себе, чем мне.

— Максим, отпусти меня, — обхватив грудь одной рукой, второй я пнула Громова в солнечное сплетение. Глупо. Совершенно бесполезно. Проще было сдвинуть гору. — Отпусти, пожалуйста. Иначе, я позову на помощь охрану.

— Какого черта ты здесь делала? — Максим будто и не слышал моего требования.

— Я работала! Понятно?!

— Шлюхой?!

Мы сами не заметили, как оба перешли на повышенные тона.

— Проклятье… Да какое тебе дело?

— Мне до всего есть дело!

— Пусть даже если и так!

— Если так, я сейчас доберусь до твоей попы и отстегаю ее так, что сесть не сможешь, — сквозь зубы над самым ухом прохрипел Громов, и у меня как у последней нимфоманки приятные мурашки толпам побежали по спине.

— Это был обычный танец, — злость схлынула волной, — первый раз. Без прикосновений или какого-нибудь продолжения. Он предложил крупную сумму, а мне сейчас нужны деньги.

В последнем признаваться было стыдно, но еще сильнее пугало, что Макс мог и правда поверить, будто я торгую телом. Сумасшедшая смена приоритетов всего за одну короткую минуту!

— Майя, твою ж…. Ты могла попросить у меня.

— Нет!

— Танцевать голышом перед всякой мразью проще? — сверлящий взгляд опустился вниз на мою кое-как прикрытую грудь.

— Это всего лишь танец, — в горле ком встал.

— Еще скажи, что тебе понравилось.

— А вот что мне нравится, тебя точно не касается.

— Конечно, — Максим придвинулся поближе. Словно принюхиваясь, провел носом по скуле. Спустился по щеке к подбородку. На несколько мгновений остановился у шеи… И только я подумала, что все закончилось, как его губы прижались к чувствительной коже возле вены, клеймя меня поцелуем.

Вначале я не поверила. Это скорее было похоже на часть иллюзии, которой я заводила себя для клиента, чем правдой. Потом по телу хлынула такая волна жара, что у меня чуть не подогнулись ноги. Нет, это точно не могло быть сном или фантазией. Моему неискушенному воображению негде было брать такие картинки.

Ни один поцелуй Саши не шел в сравнение с тем, что делал сейчас со мной Макс. Я оказалась совершенно не готова! Настойчивые губы требовательно ласкали чувствительный пятачок кожи, влажный язык посылал совершенно однозначные импульсы вниз живота, и я плавилась как мороженное в зной.

Безвольная.

Не готовая.

Предательски податливая…

Даже спаситель-стыд молчал, словно в том, что сейчас происходило, не было ничего зазорного. Любимый мужчина. Невинный поцелуй.

Лишь когда Максим оторвался от меня, стало понятно, для чего он меня поцеловал. Кожа на шее горела и, готова спорить, уже скоро там засияет яркий засос.