Сотник из будущего. Эстляндия - Андрей Булычев

«Да-а, а тут, пожалуй, ведь где-то около целого литра будет, – подумал Андрей. – Ну, теперь-то уж точно – прощай, разум!» – и он, держа обеими руками кубок, начал вливать его содержимое глоток за глотком в себя.

– Э-э-эх! – Андрей перевернул тяжёлую чашу, и последние капли упали из неё ему прямо в рот! – Благодарствую покорно, князь! – и Сотник, демонстративно потрясая пустым кубком, сделал поклон Ярославу.

– Любо! Любо! – раздался громкий хор голосов по всему залу. – Добрый воин Сотник, по делам славным его и ему такая честь!

Основная масса гостей совершенно искренне радовалась такому вот прилюдному признанию заслуг Андрея. Но много было и таких, кто сидел сейчас за столами с самыми кислыми лицами и недовольно что-то там про себя ворчал. Ну да ведь всем же не угодишь!

На высоком пиру особо почётным считалось получить кубок с вином или же блюдо с княжьего стола. А если из этого блюда прилюдно ещё отведал и сам князь или же он отпил из этого кубка, то это уже была наивысшая честь!

Неменьшим почётом слыло получить от князя, так сказать, «обед на дом». Это был вообще отдельный ритуал, когда специальные стольники и теремные слуги прибывали в дом к обласканному высшей милостью и приносили с собой всё, что было нужно для обеда. Ну, разумеется, кроме самой мебели.

Государевы слуги торжественно накрывали стол, расставляя на нём всевозможные яства и напитки. После этого старший стольник из особой «княжьей» фляги наливал в кубок вино и с особыми «величальными» словами вручал его хозяину от имени самого князя.

Андрей присел на лавку и закусил только что им выпитое эдаким хорошим ломтём копчёного осетра. В голове начало «пошумливать» гораздо сильнее. «Да-а, такими объёмами я здесь пить хмельное ещё не привык. И где же этого шляхтича с его бравыми ветеранами носит?! Ещё час-другой вот такой вот пьянки – и тогда меня самого придётся “проветриваться” выносить», – подумал Сотник, налегая на закуску.

* * *

– Идите, любезные, идите уже! – Будай с Варуном сами подхватили под руки мычащего что-то невразумительно литвина и кивнули теремным служкам на высокое крыльцо. – Там вона ещё пара человек под боярский стол свалилась, как бы не затоптали ненароком таких высоких гостей. А этого уж мы сами проветрим, то дружок наш давний, так ведь, Марич?

Шляхтич что-то опять замычал и затряс хмельной головой. Слуги понятливо кивнули, развернулись и побежали к крыльцу.

– Ну, всё, работаем!

Варун тихонько, с каким-то хитрым переливом свистнул, и от длинного строения, еле различимого в вечерних сумерках и в дождливом мареве, вынырнуло разом три фигуры в длинных кожаных плащах.

– Лучше туда, командир! – Кивнул за плечо Родька. – Там конюшня стоит безлюдная, мы уже всё в округе возле неё проверили, и освещается она, кстати, чуток – двумя светильниками изнутри.

– Добро, – согласился Варун. – Давай, Властиборович, понесли его по-быстрому через двор! А вам, Родька, в оба глаза теперича глядеть, чтобы ни одна душа не прошмыгнула к нам в конюшню! – и ветераны потащили «мотающуюся тушку» в строение.

– Ванька, тебе там задний вход приглядывать! Калева, мы с тобой здесь, у головного, схоронимся! – отдал команду старший пластун, и фигуры Андреевских разведчиков пропали разом, также как и появились, словно их тут только что и не было.

– Охолони-ись! – прорычал Варун, окуная по самые плечи шляхтича в большую кадушку с водой. – Раз, два, три, – просчитал он вслух и вытащил хмельного наружу за шкирку. – Видишь меня? Видишь? – Литвин только мотал головой и что-то такое невразумительное бормотал.

– Опохмели-имся! – пробасил Будай, и они вдвоём с другом вновь опустили своего подопечного головой в кадушку.

– Раз, два, три… – На пятом счёте из глубины пошли пузыри, «ныряльщик» забил ногами и попытался было выдернуть голову наружу.

– Ра-ано пока, мило-ой! – пробурчал Варун и с силой втолкнул выныривающий затылок обратно в кадку. – Девять, десять! Ну что, пока что для начала хватит!

Марич сидел у кадушки, тряс головой, разбрызгивая вокруг воду, истошно кашлял и что-то там причитал тонким сиплым голосом.

– Русские свиньи сполна заплатят за такое дурное обращение со мной, – наконец-то смогли разобрать его бормотание ветераны.

– Ух ты! Трезвеет уже паря, даже лаяться вон начал, – глубокомысленно изрёк Будай. – Ну что, чтобы уж совсем бедолаге полегчало!.. – и шляхтича опять макнули в воду. Тот сразу же начал отбиваться изо всех сил, пытаясь вырваться из таких цепких рук русских воинов.

– Раз, два, три. – Держа за длинные волосы на затылке, резко макал его в кадушку старший разведки. Наконец «ныряльщик» умудрился-таки извернуться и резко лягнул его, попав в бок. Фотич тут же выдернул купальщика и бросил его на покрытую прелой соломой и навозом землю.

– Гляди-ка, протрезвел ведь, зараза, мне вон даже бочину ногою прошиб, ну, значит, совсем ожил.

А литвин в это время лежал ничком на соломенной подстилке конюшни и содрогался всем телом. Его колотило и беспрестанно рвало, а этот кислый противный дух человечьей блевотины перебил все местные и такие привычные уже запахи, исходящие от гнилой соломы, конского пота и навоза. Наконец-то судороги прекратились, шляхтич поднял голову и, лёжа на полу, начал шарить у себя на поясе.

– Ну, начинается, – проворчал Варун. – Похоже, что обидели мы его с тобой, Властиборович. Не понравилось нашему гостю такое лечение, – и он кивнул на глядящего с яростью и злобой литвина. – Ты никак это искал, что ли, а, воин?

Чуть в сторонке на перевёрнутом деревянном ведре лежала сабля и нож-засапожник.

Шляхтич подобрался и с шипением резко выпрыгнул из нижней стойки в сторону этого ведра.

– Бум! – Удар ноги Варуна пришёлся ему прямо в бок, в область печёнки, и Марич, широко разевая рот, снова скорчился, лёжа на полу.

– Ты его, часом, не зашиб там, Фотич? – озабоченно протянул Будай, присаживаясь на корточки рядом со стонущим.

– Да не-е, оклемается, поди! Зато теперь-то он уж точно очухался, – уверенно протянул в ответ Варун. – Видел, как своё добро бережёт? Словно рысь снизу к нему выпрыгнул. Шустрый!

Минуты через три литвин задышал уже ровнее и присел на корточки. Его затравленный и злобный взгляд прекрасно передавал все испытываемые им к ветеранам чувства. Марич сплюнул тягучую слюну и с каким-то подвыванием заговорил:

– Свинорылые, грязные, вонючие русские пожалеют, что вообще родились на этом свете от своих завшивленных и дурных матерей. Они покаются, что посмели прикоснуться к человеку Миндовга! За поругание его чести и чести его князя их ждёт самая страшная смерть, и они ещё будут умолять о ней, сидя на колу. Но он не даст им её, нет, они будут умирать медленно и в великих муках!

Бах! – Первая затрещина опрокинула его снова на пол.

– Это тебе за свинорылых русских, – зло выговорил Варун.