Оборотни в эполетах. Тысяча лет Российской коррупции - Александр Бушков

Что не вело автоматически к разрыву отношений с Круппом. Однако важнейшую роль сыграло одно обстоятельство: в силу каких-то исторических причин немецкие промышленники (что работавшие в самой Германии, что в России) совершенно не умели давать взятки. Ну совершенно. Так уж сложилось. Зато французы этим нехитрым искусством владели в совершенстве – и брать умели, и давать.

А Матильда с ее дворцами, настоящим слоном у новогодней елки и банкетами на тысячу человек обходилась ох как недешево…

Короче говоря, отношения с Круппом по инициативе великого князя были порваны совершенно. Называя вещи своими именами, Сергей Михайлович поступил на содержание к французской оружейной фирме Шнейдера, как не обремененная моральными принципами красотка поступает на содержание к богатому купцу. Отныне монополистом в поставке артиллерии для русской армии стал Шнейдер (чьи орудия были гораздо хуже крупповских), а его «агентами влияния» в России – великий князь с Матильдой.

Для приличия (и успокоения общественности, которая могла начать размышлять о всяких нехороших вещах) регулярно устраивали конкурсные испытания артиллерийских систем самых разных заводов – и немецких Круппа с Эрхардтом, и британского «Виккерса», и «Шкоды», и русских казенных заводов. Но как-то так получалось, что конкурсы практически всегда выигрывал Шнейдер.

Ну, не «как-то так»… Под чутким руководством великого князя испытательная комиссия безбожно фальсифицировала отчеты. Например, вес крупповских орудий рисовали в полном комплекте, а шнейдеровских – исключая ряд второстепенных, но немало весивших элементов. В итоге, понятно, выходило, что пушки Шнейдера легче, а значит, более удобны для применения на поле боя – хотя в реальности они были тяжелее крупповских. Так же поступили и со «Шкодой», чья горная пушка была и легче, и совершеннее шнейдеровской – но приняли именно шнейдеровскую. У меня нет сомнений: если бы немцы или чехи, дураки этакие, сообразили, что можно дать достаточно денег, чтобы перебить ставку лягушатников, великий князь без малейших угрызений совести послал бы французов подальше. Но немцы с чехами давать не умели, в отличие от Шнейдера…

Еще одно скверное обстоятельство. Даже несколько. Круппу в жизни в голову бы не пришло вмешиваться в размещение военных заказов на русских заводах и уж тем более лезть в стратегию и тактику русской армии.

Зато Шнейдер регулярно подсовывал контракты, по которым его оружие должно было производиться исключительно на Путиловском заводе. Каковой был до 1914 года единственным частным артиллерийским заводом Российской империи (все остальные – казенными). А это для понимающего человека открывало широкий простор для кое-каких забав с финансами. Не забываем: шнейдеровские орудия (и его заказы Путиловскому заводу) оплачивала русская казна. А как можно, резвяся и играя, поступать с казенными денежками, в отличие от тугодумных немцев с чехами, прекрасно знали и русские, и французы…

Так что очень быстро образовалась очередная «небольшая, но порядочная» компания: правление Путиловского завода, руководство фирмы Шнейдера, великий князь и Матильда. Ага, вот именно. И Матильда. Особа, как мы помним, была крайне деловая и, подобно княгине Юрьевской, принимала самое активное участие в «решении вопросов» – что, надо отдать должное ее прохиндейским талантам, у нее хорошо получалось. Так что она не просто тянула денежки с любовника, но и порой получала свой собственный процент со сделок. Казна, как бумага, все стерпит… французы пошли еще дальше – через «сладкую парочку» (и других агентов влияния) навязали русской армии свою артиллерийскую доктрину. Согласно ей, будущая война, любая, будет непременно маневренной и скоротечной. А следовательно, армия должна быть вооружена только «шестидюймовками», которые стреляют только шрапнелью.

Ничего не скажешь, шрапнель буквально косила живую силу противника – но только на открытом пространстве. Во время Русско-японской войны, однако, быстро выяснилось: даже если японцы засели в простой китайской глинобитной фанзе, то есть крестьянской избушке, шрапнель против них бессильна – не в состоянии пробить и слой твердой глины. Требовались фугасные снаряды – но их трудами «сладкой парочки», протолкнувшей французскую артиллерийскую доктрину, практически не имелось! Пришлось срочно заказывать фугасные снаряды за границей, срочно разрабатывать свой собственный – но его приняли на вооружение только в 1907 году. А тогда, в Русско-японской, ситуацию удалось исправить даже не иностранными закупками, хотя они тоже сыграли свою роль – со складов извлекли безнадежно устаревшие батарейные пушки образца 1877 года и мортиры образца 1883 года. Это, конечно, была старая рухлядь, но для нее имелись фугасы, пусть и того же возраста.

Потом французы стали через тех же персонажей проталкивать очередную «сверхценную» идею: тяжелой артиллерии в русской армии быть не должно. Только полевые трехдюймовки. Дело в том, что французы еще за несколько лет до Первой мировой многое рассчитали и для России отводили строго определенную роль: ее армия должна была служить «живым бульдозером» – неудержимо, безостановочно переть вперед и вперед, изничтожая немцев. А для такой тактики достаточно и полевых трехдюймовок.

«Сладкая парочка» инструкции нанимателей выполнила исправно. В результате русская армия в Первой мировой осталась без тяжелой артиллерии. За все годы войны с превеликим трудом удалось создать считаное число батарей тяжелой артиллерии – закупив за границей небольшое количество орудий, сняв с кораблей гаубицы большого калибра, – и снова пошарить по складам списанной военной техники, извлекши оттуда орудия образца 1857 и 1877 годов.

(Между прочим, русским французы навязывали одно, а сами делали другое – развивали и тяжелую артиллерию, и крепостную.)

Глядя на развлечения «сладкой парочки», не отставали и аферисты рангом пониже. Еще до войны, в 1912 году, «небольшая, но порядочная компания» военных и штатских дельцов предложила царю проект постройки в Царицыне могучего частного орудийного завода, производившего бы морские орудия большого калибра по лицензии английского «Виккерса». Завод предполагалось построить за три года, к 1 сентября 1915-го, – а до того «Виккерс» обязался поставить в Россию 24 орудия для линейных крейсеров.

Никакой нужды в постройке нового завода не было. Прекрасно справились бы уже имевшиеся русские – тем более что часть из них форменным образом простаивали, поскольку основные заказы трудами Сергея и Матильды попали на Путиловский.

Но Николай проект подмахнул. Когда три года спустя в Царицын приехала приемочная комиссия, она с удивлением обнаружила что никакого завода, собственно, и нет – сплошной недострой, там и сям сиротливо стоят два-три десятка станков… Комиссия составила доклад, где писалось: «Не может быть и речи об использовании его (завода. – А. Б.) для нужд фронта». Как оно не раз в России случалось, бо́льшая часть из выделенных на строительство 20 миллионов золотых рублей куда-то испарилась… То ли мыши съели, то ли ржавчина…

Орудия «Виккерс» честно в Россию поставил – но лишь шестнадцать из обещанных двадцати четырех. Но и эти девать было некуда – Адмиралтейский завод, которому было поручено произвести корабельные башенные установки для этих пушек, вообще еще не приступал к работе. Оправдывались, что забыли как-то.