Прыжок в ледяное отчаяние - Анна Шахова

Предложение Быстрова встряхнуло полицейского, в хандре сидящего на больничном, не отлипая от компьютерной игры, тупость которой бесила Влада уже больше, чем собственная неработающая печенка. Посулы денег за расследование маменькин сынок Загорайло будто пропустил мимо ушей, а вот таинственность прыжка бизнес-леди с высоты сорока пяти метров заинтриговала сыщика не на шутку. В субботу лейтенант красовался в своем невообразимом прикиде на московском кладбище. Он ожидал к своей персоне меньше внимания, так как предполагал, что столичная телетуса выглядит еще похлеще, но, увы, промахнулся. Впрочем, это не мешало ему наблюдать и сделать первый вывод: по Михайловой серьезно, отчаянно убивались исключительно мужчины. Очень разные. Явно — муж и брат. Сдержанно — зять. Таясь — телебосс. От Влада не укрылось, что обрюзгший магнат трясся, как в лихорадке, утирал пот, а когда гроб с телом закрыли и он торжественно двинулся под Моцарта по рельсикам, чуть не потерял сознание. Бассет оказался единственным, кто не подошел проститься с покойной — положить цветы, не говоря уж о целовании венчика, и выразить соболезнования мужу и брату.

В ресторане загадочного дядечки не наблюдалось, зато Влад пообщался, когда поминки вошли в завершающую, расслабленную стадию с вольными разговорами и смешками, с некоторыми персонами. Инге Гартанья, которая так заинтересовалась Владом еще на кладбище, он представился начинающим дизайнером одежды. Обсудив тенденции сезона «весна-лето», выглядевшие для обоих бледновато, Влад перевел разговор на заинтересовавшего его начальника.

— А она работала с Бассетом. Была его правой рукой пару лет, но что-то не сложилось, но вот что? — Рыжая Инга выразительно пожала острыми плечиками и отпила толстыми морковными губами из широкого бокала.

— Виктория, Царство ей Небесное, всегда представлялась мне роковой фам фаталь, — романтически прищурился Влад.

Гартанья прыснула коньяком.

— Ходячий калькулятор, трудоголичка! Не примите это за осуждение, упаси боже, — вытаращилась на Влада Инга и прижала ручку к пупырышкам-грудям. — Хваткая деловая женщина, каких поискать. Молодчага! И романтическая ахинея тут ни при чем. Может, Бассет и трепетал по-мужски в ее присутствии, но мне представляется подоплекой бизнес. И только бизнес!

Тут Ингу утащил за локоток какой-то нетрезвый, маслено улыбающийся коротышка в очках, и Влад ретировался к полной блондинке, нервно курившей у окна ресторанной залы в одиночестве.

— Простите, зажигалку потерял, не соизволите? — Загорайло помотал перед дамой сигаретой.

Та равнодушно протянула ему простенькую зажигалку и отвернулась.

Влад прикурил, но отходить не торопился. И дождался гневного выпада блондинки:

— А вот ферня это все!

— Что, простите, именно? — наклонился к вдрызг пьяной, как оказалось, даме.

— А что про Викуську трындели здесь. «Выдающаяся»! Нормальная она баба была! Самая обычная! Просто сильная. Сильнее всех этих вонючек в штанах. И-ик! — Защитница Викуськи сконфуженно потупилась, но икота продолжала ее мучить, и разговор не клеился.

Влад все же предпринял попытку:

— Никогда Анатолий не смирится с потерей. Даже не представляю, как он выживет, памятуя еще и трагедию с дочерью.

— Да как жил, так и будет жить-проживать Викуськой нажитое. Еще молодуху себе найдет. И-ик!

— Ну, знаете ли! — изобразил родственное негодование Загорайло. — Они были прекрасной, просто идеальной парой!

— Тю-тю-тю. — Блондинка брезгливо поцокала языком. — Ничего идеального на этом свете не бывает. И-ик! Мне нужно попить. И пописать. — Дама категорично загасила окурок и удалилась, стараясь держать равновесие.

— Интересная женщина, — указал рукой на спину блондинки Влад, обращаясь к сидящему у стола мужчине в усах, смакующему пирожное.

— Ирка Молева? Архивистка, — отмахнулся небрежно усатый. — И что с ней Виктория дружила?

Ничего толкового усатый, оказавшийся сисадмином, не рассказал: похоже, он знал Викторию меньше любого из присутствовавших на поминках коллег.

Найдя пьяненького Валентина, который изливал душу грузному пожилому мужчине, порядком, как видно, утомив того, Влад договорился о завтрашней встрече на час дня и с чувством выполненного долга покинул скорбную трапезу.

Зима была также невыносима для Люши, как клетка для канарейки. Главным делом жизни несостоявшейся артистки пятнадцать лет назад стал подмосковный сад. Субтильная агрономша сумела создать в заброшенном шатовском имении райский уголок, приносящий к тому же неплохой доход.

Зимой натуралистка сонно передвигалась по ограниченному пространству квартиры, оживая лишь к февралю, когда наступало время для пестования нескольких ящичков с рассадой под лампами дневного света. Долгожданный март вселял вдохновение: начинался сев цветов, разнообразных сортов помидорок и трав. Нынешний март лишь пугал неизбежностью суеты. Люша вставала с дивана, подходила к лоджии, смотрела на кассеты для рассады и мешок с перегноем и, морщась, возвращалась на диван, чтоб зарыться в спасительный плед. Такого всеобъятного одиночества она не испытывала никогда. В детстве ее обожали родители. На втором курсе ГИТИСа она вышла замуж за любящего, надежного Шатова и тут же родила сына Костю — по-стариковски мудрого с младенчества. И что теперь? В сорок лет, когда «жизнь только начинается»? Родители умерли. Красавец муж разлюбил. Котька уехал жить к невесте. «А мне сродниться с томатами Де-Барао? Или просто все это прекратить одним махом? Вон, как та телевизионщица?» Эти навязчивые, страшные мысли лезли в голову все чаще и чаще. И пожалуй, лишь подруга-сестра Светка, у которой жизнь и впрямь только началась с замужеством и рождением сына, вселяла в Люшу оптимизм: «Сашка никуда не денется. Он без тебя жить не может, это и Быстров говорит», — ненаглядный супруг был для Светки царем и богом. И истиной в последней инстанции. А вообще она удивлялась своей подруге — дамочке импульсивной и решительной, что та никак не осмелится на серьезный разговор с изменщиком или, на худой конец, «космы разлучнице повыдирает». Люша же обреченно попискивала в ответ: «Не могу… Не хочу…»

Подруги словно поменялись ролями и темпераментами. Флегматичная и нерешительная дылда Атразекова превратилась в цветущую, полную энергии мадам Быстрову, благополучно разродившуюся богатырем, а успешная и неукротимая Юлия Шатова — в безропотную мышку-пенсионерку, доживающую век «под метлой». К сожалению, подруги не могли часто видеться из-за расстояния, разделявшего их: Светлана перебралась с наступлением декрета к мужу в Эмск, подмосковный райцентр, находящийся в ста тридцати километрах от Москвы. А с рождением долгожданного Егорки и вовсе не имела времени даже на короткие телефонные разговоры. Лишь по воскресеньям, в полдень, когда супруг торжественно вывозил коляску с наследником во двор и с благоговением катил ее перед собой, слегка покачивая, если Горка вдруг кривил мордашку, мадам Быстрова усаживалась к телефону.