Просто о любви - Татьяна Алюшина

Стаська смотрела на него не отрываясь, поражаясь самой себе: как она могла подумать, что не рассмотрела его раньше? Все она рассмотрела и запомнила в деталях, как сфотографировала, но, поддавшись панике и беспокоясь за Василия Федоровича, отодвинула куда-то эти знания вместе со снимком.

Очень большой, беспредельно замученный мужик с посеревшим от перегрузок лицом, темными в чернь кругами вокруг глаз и пожелтевшей, натянувшейся на висках кожей — не за пределами усталости — какое там! Все пределы он перешел давным-давно, когда они еще существовали, напоминая о себе.

А он подтвердил очевидное:

— Не спал трое суток. — И, словно оправдываясь, пояснил: — Устал.

И Станислава Игнатова приняла решение. Мгновенное.

Она так всегда: когда надо решить что-то важное, порой судьбоносное — без сомнений, лишних размышлений «правильно — неправильно», что-то внутри нее срабатывало. Раз, и действовать! А уж ошиблась она или попала в десятку, это потом разберемся. Она и экзамены так сдавала, и собеседования важные, и в чиновничьи кабинеты входила, не понимая, как можно стоять под дверью, трястись, набираться смелости — нет уж, это другим девочкам! А Стаська шла с ходу, первой — потом расхлебывать будем!

Вот такая натура досталась!

Причем расхлебывать никогда не приходилось — в десятку, как правило, ну иногда не совсем так уж хорошо попадала, но всегда «на щите»! «На щите»!

— Дайте ключи от машины! — решительно потребовала Стася.

Когда Степан сдал Василия Федоровича на руки Лешке, посмотрел кардиограмму, обсудил с Хромовым диагноз и прогнозы, расслабился, навалилась задвинутая на время силой воли тяжесть. Лешка, посмотрев на него с пониманием, предложил:

— Давай, Степан, я тебя на койку в отделении уложу. Выспишься, никто не помешает, я прослежу. Ехать тебе никуда таким нельзя!

В его состоянии ой какое заманчивое предложение, но… нет!

Он еще помнил, что там где-то ждет его с новостями девушка Станислава и под дверью приемного стоит его машина, да и спать в больнице — нет, увольте, наспался в свое время!

— Нет, Леш, спасибо, я домой.

— Куда? — возмутился Хромов. — В поселок свой? Не доедешь, ты что!

— Разберусь, — пообещал без эмоций Степан.

В поселок, домой, он на самом деле не доедет, значит, остается в Москве. Можно к Вере поехать, правда, он не позвонил, не сообщил, что прилетел, но это мелочи, пугает другое — в Чертаново. Очень сомнительно, что он потянет и такое расстояние.

Тогда куда?

К родителям в Орехово или к любимой сестрице в Текстили?

То, что он куда-нибудь доедет, это не вопрос. Нужно только сориентироваться, куда проще и быстрей отсюда добираться. И второе, пожалуй, главное: не попасть в пробку — в пробке он может вырубиться в момент и не заметить!

«Ладно. Разберемся!» — теперь уж самому себе пообещал он.

Девушка Станислава встретила его беспокойным выжидающим взглядом, не тем, что запомнился ему, а просто настороженным.

А глаза у нее карие, светло-карие, как гречишный мед.

Несколько секунд он принимал важное решение — сесть с ней рядом или постоять, — вполне мог и не встать, расслабившись. Уступив без боя соблазну, Степан сел, вытянул ноги и, не лучшим образом понимая, что говорит, рассказал о состоянии Василия Федоровича.

Она смотрела на него во все глаза, не отрываясь, — если б у него были силы, он, пожалуй, подивился пристальности, с какой его разглядывали, а может, и смутился даже под таким-то взглядом.

Она неожиданно решительно потребовала:

— Дайте ключи от машины!

Ни на какие словеса и дебаты сил у Степана не осталось. Он достал из кармана ключи и протянул ей.

Зажав ключи в маленьком кулачке, она встала со всей решительностью и приказала:

— Идемте!

Он посмотрел на нее почти жалобно — что она от него хочет? Чего пристала со своими дамскими штучками?

— Идемте! — повторила она. — Я вас отвезу. Давайте, поднимайтесь!

Ишь какая решительная девчушка оказалась! Маленькая такая, а бойкая, приказывает! Впрочем, можно было сразу догадаться, что дамочка боевая, раз взялась через калитки лазить во спасение чужой жизни.

Он стал подниматься. Ведь знал, что лучше не пристраивать седалище поудобней! В три приема, упершись руками в подлокотники, подтянул ноги и вытащил себя из креслица, хлипкого для его телосложения.

Девушка помогала: ухватила его где-то возле подмышек двумя руками и тащила вверх.

Надо возмутиться! Не инвалид же он, в конце-то концов! А-а! К черту!

— Садитесь на пассажирское! — вовсю разошлась командовать хрупкая барышня Станислава.

Стараясь потише кряхтеть, он кое-как запихнул свое требующее отдыха и отказывающееся слушаться тело в машину, обнаружив, что девушка успела за это время и сесть на водительское сиденье, и мотор завести.

«В Текстили все-таки ближе», — решил Степан, припоминая точный адрес сестры.

Но у милой барышни имелся свой сценарий передвижений по городу.

— Я отвезу вас к себе. Здесь близко, я в центре живу. В таком состоянии вы никуда сами не доедете.

Он встрепенулся от такого заявления, и намеком не напоминавшего приглашение, и посмотрел на нее. Она честно ждала, что он решит, не трогаясь с места, но и на него не смотрела, уставилась в лобовое стекло.

— Я могу уснуть прямо здесь, и тогда все! Вы меня не разбудите.

— Потерпите! — улыбнулась девушка и рванула машину вперед. — Я быстро-быстро! Вы говорите что-нибудь!

Степан закрыл глаза и откинул голову на подголовник сиденья.

— Нет-нет! Не засыпайте! Скажите, а какая у вас специализация? В какой области медицины вы доктор?

— МЧС. Медицина катастроф. Экстремальная реанимационная хирургия и травматология.

— Это в смысле всякие там землетрясения?

— И они тоже. Стихийные бедствия, техногенные катастрофы, теракты, — не меняя позы, ответил он.

— Ух ты!

Степан не соизволил открыть глаза или каким-либо движением обозначить отношение к восхищенному восклицанию.

— И не думайте даже! — охладил он Стаськины восторги. — Обычная тяжелая и очень грязная мужская работа.

— Да ладно вам! — не сдавалась Станислава. — Спасать терпящих бедствие! Страна любит своих героев!

— Да. Пока они геройствуют.

Стаська видела, что он борется со сном, и потащила его в скользкую тему, которую мужчины ой как не любят, — расшевелить немного.

— А что, Степан Сергеевич, вы против равенства полов: «мужская работа — женская работа»?