Неукротимая Сюзи - Луиза Башельери

Монахиня-привратница открыла дверцу, и через нее вышла сначала Сюзи, а затем ее бывшая кормилица. Затем они пошли прочь широкими шагами.

– Ваш отец решил не нанимать никакого транспорта, – сообщила Мартина, – а потому нам придется добираться пешком.

Это отнюдь не расстроило Сюзанну, которая за последние несколько лет очень соскучилась по долгой ходьбе. Они преодолели расстояние в три лье за три часа. Мартина всячески пыталась завязать разговор, но Сюзи не проронила ни слова. Все, что она видела и слышала вокруг, казалось ей удивительным: уличный шум; снующие взад-вперед люди; многочисленные кареты, которые очень часто полностью загромождали проезжую часть улицы; запах гнили, витавший в воздухе там, где щелкали кнутами кучера и где звучали уже давно забытые Сюзанной ругательства.

Сюзанне попадались навстречу ватаги мальчишек – сопливых, изголодавшихся и сквернословящих. Она также встречалась взглядом с мужчинами: с бесстыжим стекольщиком, которому, однако, не удалось заставить ее покраснеть; с расфуфыренным маркизом, высунувшим голову в окно своей кареты и одарившим Сюзанну улыбкой, на которую она никак реагировать не стала; с кавалеристом, который слегка пригнулся к шее своего высоченного коня и на которого она презрительно посмотрела.

В этот последний день декабря 1715 года Сюзи, пройдя по улице Бельшас, вышла на улицу Сен-Доминик, которую она покинула девятью годами ранее, и не узнала ее.

Тогда, девять лет назад, проезжая часть регулярно превращалась в клоаку из-за строительных работ, которые велись по всей ее длине. Было слышно, как свистят рабочие, стучат молотки, шуршат мастерки, фыркают ломовые лошади и скрипят колеса повозок, перевозящих каменные глыбы, плитки кровельного сланца и дубовые балки. Посреди всего этого хаоса, пыли и грязи дом торговца сукном выглядел очень даже солидно. Теперь же ситуация изменилась: хотя и сейчас множество строительных рабочих все еще трудились над новыми сооружениями, слева и справа от проезжей части уже красовались элегантные и импозантные особняки, которые представляли собой весьма престижные жилища и которые выстроились своими фасадами строго по одной линии. За многими из них находились сады, сменившие пустыри, где Сюзи слонялась когда-то с детьми, которых родители еще не привлекали к какой-нибудь работе.

Теперь до самого монастыря монахинь из ордена Гроба Господня проезжая часть улицы была выложена булыжником, канавы для стока нечистот – вычищены, а в конюшнях виднелись ухоженные лошади и множество карет, украшенных гербами их владельцев.

На их фоне дом торговца сукном выглядел жалкой лачугой. Его стены, представлявшие собой деревянный остов с промежутками, заложенными кирпичной кладкой, источили жучки-паразиты, штукатурка потрескалась и кое-где обвалилась, а крыша просела. В окнах не хватало свинцовых вставок, при помощи которых держались стекла. Под навесом не было видно ни лошадей, ни какой-либо повозки. Во всем этом чувствовался упадок.

В лавке тканей сильно поубавилось, и уже не было видно ни суетящихся продавцов, ни клиентов, ни хотя бы кота.

Сюзи с трудом узнала свою мачеху в располневшей телом и лицом женщине, от прежней внешности которой не осталось ничего, кроме вечно нахмуренных бровей и поджатых губ. Вокруг нее крутилось пятеро детей (четыре мальчика и одна девочка), старшему из которых было лет двенадцать, а младшему – не больше пяти. Сюзи не знала о существовании этого малыша, который сейчас, по-видимому, испугавшись появления незнакомки, вцепился в юбку своей матери.

– Итак, мадемуазель, ваше поведение – настолько безнравственное, что даже урсулинки не выдержали вашего присутствия? – съехидничала мачеха вместо того, чтобы поздороваться.

Детишки вокруг нее оживились и, морщась, уставились недоверчивыми взглядами на свою сводную сестру, которую они либо уже позабыли, либо вообще никогда не видели.

– Мадам, благодарна за ваш комплимент, – сказала в ответ Сюзи, делая небольшой реверанс, которому ее научили в монастыре. – Вы, я вижу, в мое отсутствие время зря не теряли!

Произнеся эти слова, она показала на самого маленького ребенка, который уже стал вырываться из рук своей матери.

Пьер-Симеон Трюшо, услышав из своего кабинета голос Сюзанны, распорядился привести ее к нему. Она зашла в кабинет и снова слегка согнула колени и похлопала ресницами, то есть поприветствовала его так, как учили ее урсулинки.

– А-а, вы уже здесь, негодяйка!

– Да, я уже здесь.

– Имейте в виду, что я очень недоволен вашим безнравственным поведением! Дай Бог, чтобы ваши братья и сестра не пошли по той же дорожке, что и вы! Я заплатил монастырю урсулинок кучу денег – и все, получается, только ради того, чтобы снова увидеть на вашем лице дерзкое выражение, которое мне очень хорошо знакомо… Я потратил почти две с половиной тысячи ливров, чтобы сделать из вас благовоспитанную барышню и дать вам образование, а вы возвращаетесь ко мне такой же упрямой и злонамеренной, какой вы были до своего приезда в монастырь! Вам, однако, следует знать, что моя торговля приходит в упадок, дом быстро ветшает, а мне сейчас нужно кормить восемь ртов – не считая служанок, которые все как одна меня обкрадывают и обманывают, – что ваша мачеха косо смотрит на ваше преждевременное возвращение, и, если подвести итог всему этому, я нахожусь в отчаянном положении. Вы замените одну из служанок, которую я немедленно уволю.

– Хорошо, отец.

– Вы будете ухаживать за самыми младшими братьями и обучать тех, кто постарше, чтобы, по крайней мере, все те знания, которые вам привили, могли наконец послужить чему-то полезному!

– Хорошо, отец.

– Вы будете помогать мне в подсчетах.

– Хорошо, отец.

– И даже не думайте упрямиться и своевольничать, а иначе я быстро вас от этого отучу.

– Хорошо, отец.

– Вы будете спать вместе с Мартиной в ее комнатке, но принимать пищу вместе с нами, а во время богослужений в церкви сидеть рядом с моей женой. Это вас устраивает, дочь моя?

– Мне кажется, отец, что мое мнение значения не имеет.

– Да, и в самом деле не имеет, причем потому, что, к моему несчастью, среди шестерых моих детей есть две девочки, и нам нужно подумать об их будущем. Я не выделю вам приданого, потому что вам была предоставлена возможность обучаться в монастыре, а это стоило мне немалых денег. Те деньги, которые я постараюсь сберечь, пойдут на приданое вашей сестры, которая нуждается в нем больше, чем вы. Вы и сами могли это заметить: она немножко обделена природой, и, чтобы иметь шансы выдать ее замуж, потребуется материально заинтересовать ее потенциального жениха. А иначе придется убеждать ее постричься в монахини… Ваши самые младшие братья станут солдатами или священниками, и на это мне, по-видимому, не придется потратить ни соля. Поэтому даже и не мечтайте о свадьбе, а подумайте о том, как бы устроиться горничной или гувернанткой в хороший дом, когда в нашем доме уже не будет нужды в ваших руках и ваших услугах.