Бомбардировщик для бедняков - Николай Гуданец

Теперь отставные гэбешные генералы строчат пустословные мемуары, в которых утверждается, дескать, главными дирижерами перестройки являлись ЦРУ и Колумбийский университет, а не Центральный комитет нашей родной партии. Однако в этом лишь половина позорной правды. Любые дирижеры бессильны без оркестрантов, таких вот номенклатурных персонажей, при любом режиме непотопляемых. Великая страна оказалась разгромлена и расхватана по кускам именно их сноровистыми загребущими руками, под их неизменный одобрям-с. Соколов типичен среди ему подобных мелких сошек, сорвавших желанный куш в бесчестной игре. Он имел отличную квартиру, но не особняк, пользовался спецснабжением вместо «Мaster card», катался на «Волге», а не на «Мерседесе», мог запросто поехать туристом в братскую соцстрану, однако за железный занавес его пустили бы с превеликим скрипом. А в результате задуманной еще Андроповым перестройки он обрел гораздо больше свободы и заманчивых перспектив. За счет десятков милллионов людей, оболваненных и обворованных, брошенных беспомощно мыкаться на развалинах державы.

Хотя следует отметить, что и эта братия тоже подверглась естественному отбору в духе классического дарвинизма. Иные заскорузлые обкомычи, которым и пресловутое золото партии не помогло, нынче перебиваются с хлеба на квас. В лучшем случае служат на побегушках у таких вот соколовых.

– Как впечатления? – интересуется Соколов.

– Рига прекрасна, как всегда, – браво рапортую я.

– Что за погода в Москве, я слышал, вроде, подморозило?

Меня раздражает его дешевая конспиративная манера говорить обиняками даже тогда, когда это не требуется.

– Это к лучшему, слякоти меньше, – отвечаю я в том же дурацком стиле, пускай он поломает голову на досуге, на какие политические веяния был намек.

Пожевав пухлыми губами, Соколов решает сменить тему.

– К нам надолго ли?

– Как получится. Надеюсь, ненадолго.

– Ну-ну…

Он начинает просматривать вместе с Чернышевым какие-то файлы на экране компьютера, обмениваясь с ним односложными репликами.

– Надеюсь, я вам не мешаю? – спрашиваю я.

– Что? А, нет, нисколько.

Сижу, курю. Наконец Соколов, небрежно мне кивнув на прощание, покидает кабинет.

– Поехали, – говорит Чернышев, вставая с кресла и с хрустом потягиваясь.

Из его офиса мы едем в сторону Старой Риги, час пик, сравнительно узкие рижские улицы запружены машинами. Городская планировка сохранилась неизменной с начала века и стала для автомобилистов сущим прокрустовым ложем.

Наконец добравшись до «Макдональдса», чья эмблема ехидно сияет золотыми ягодицами напротив памятника Отечеству и Свободе, Чернышев с превеликим трудом находит место для парковки. Он кормит медяками таймер автостоянки, и мы углубляемся в Старую Ригу. Пункты обмена валюты тут понатыканы на каждом шагу, и в одном из них я меняю пачку новеньких десятирублевок на латы. К моему удивлению, меняла не требует предъявить паспорт при операциях с валютой. То есть, в этом отношении авторитарная Латвия проявляет больше либерализма, чем демократическая Россия.

Когда с улицы Вальню сворачиваем в один из кривых узеньких переулков, у меня начинается приступ дежа вю, то бишь, синдром ожившего прошлого. Восемь лет назад я изображал сотрудника кооператива, офис которого базировался именно здесь. Более того, мы входим в тот же самый подъезд, рядом с которым прибита уйма мелких латунных табличек с названиями фирм. И я уже не ничему удивляюсь, попадая в кабинет, где меня когда-то намеревался арестовать КГБ по ложному обвинению в контрабанде наркотиков. Более того, мне кажется само собой разумеющимся то, что в кабинете нас с Чернышевым встречает не кто иной, как мой старый знакомый, Раймонд. Он по-прежнему возглавляет липовую реэкспортную фирму, разница лишь в том, что служит не в разваленном и опочившем КГБ, а в латвийском ВАДе. Совершенно несущественная разница, прямо скажем.

– О, добрый вечер, проходите, раздевайтесь, располагайтесь, – говорит он и добавляет, глядя мне в глаза. – Давненько не виделись.

– Да, с начала девяностого года, – соглашаюсь я.

Он подает мне руку с таким видом, будто измучен затяжной зубной болью. Впрочем, я слишком хорошо знаю его ужимки, чтобы обижаться. Он человек, обуреваемый мировой скорбью в последнем градусе. Внешне, во всяком случае.

К тому же Раймонд имеет все основания обижаться на меня. При последней нашей встрече, восемь лет назад, я его беззастенчиво надул и не только избежал ареста, но и ушел из-под чрезвычайно плотного наблюдения. Мой давний знакомец заметно постарел, складки на щеках залегли еще глубже, делая его похожим на французского бульдога.

– Так вы знакомы с Володей? – удивляется Чернышев, в свою очередь обмениваясь рукопожатием с Раймондом.

Он ничего не знает о той давешней игре между КГБ и ГРУ, в которой поставил точку мой выстрел в подмосковном дачном поселке.

– О, знакомы, и очень хорошо, – подтверждает офицер ВАДа, не моргнув глазом, хотя тогда я носил другое имя.

Раздевшись, мы присаживемся к Т-образному столу, во главе которого восседает Раймонд. Межведомственное совещание начинается.

– Что у вас нового? – вкрадчиво спрашивает хозяин кабинета.

– К сожалению, пока ничего, – признается Чернышев. – А что у вас?

– Наш человек допрашивал в прокуратуре Старкова, очень долго допрашивал, – сообщает Раймонд. – Показания путаные, противоречивые. Сначала он вообще отпирался, что звонил Пугачеву. Потом признал это под нажимом. Звонок мотивировал тем, что хотел одолжить денег. Работу на телевидении он потерял, жить на что-то надо. Пугачев обещал помочь, попросил перезвонить назавтра к вечеру. А на следующий день его застрелили.

Чернышев ненадолго задумывается, за его нахмуренным лбом утрамбовываются полученные сведения.

– Насчет алиби у него, конечно, спрашивали, – полуутвердительно говорит он.

– На момент убийства алиби у него нет, – отвечает Раймонд. – Будто бы сидел дома.

– Ну, а запись того интервью с террористами вы у него получили?

– Нет, к великому сожалению, – озабоченно мотает головой Олег. – Старков утверждает, что все материалы той видеозаписи якобы стер, хотя мне в это не верится.

– Да, вряд ли он это сделал.

– Может быть, с вами он более откровенен? – пускает пробный шар Раймонд.

– Нет, с чего бы это? – отпирается безмятежно Чернышев.

– В самом деле?

– Иначе я вам сказал бы об этом. Поверьте, нас эта история беспокоит ничуть не меньше, чем вас.

– Ну да, покойный поддерживал с вами хорошие отношения, – щурится офицер ВАДа. – Очень хорошие, не так ли?

– Верно, – подтверждает Олег. – Однако я имел в виду другое. Мы всерьез обеспокоены безопасностью господина президента. Возможно, террористы готовят на него покушение.