Самец причесанный - Анатолий Дроздов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Удивительно, но меня послушались. Я слышал, как что-то кричала Сани, затем заорала Дандаки, мне более не мешали. Ощутив под ногами сухой берег, я положил утопленницу, разжал ей челюсти и двумя пальцами вычистил изо рта набившийся песок. После чего взгромоздил сарму животом на подставленное колено — лицом вниз. Сильно надавил с боков, выжимая из легких воду. Изо рта утопленницы потекла тоненькая струйка. Еще раз, еще! Все, хватит! Воды выбежало со стакан, больше при утоплении не бывает. Я бросил сарму на спину, повернул ей голову набок и скрестил свои ладони на ее грудине. Раз, два, три, четыре, пять! Теперь — воздуху в рот. Раз, два, три, четыре, пять! Вдуть…
На десятом цикле тело сармы выгнулось, и она закашлялась. Я подхватил ее с песка и поставил на четвереньки. Ее вырвало, она зашлась в раздирающем кашле. Все! Дальше без меня.
С трудом разогнув застывшие суставы, я встал. Нас окружала толпа. Прямо передо мной, вперив единственный глаз, маячила Дандаки.
— Разденьте ее и разотрите! — просипел я, указав на утопленницу. — Согрейте воду и напоите кипятком. Меня тоже.
Сотница рявкнула, нас окружили. С меня стащили одежду и стали растирать бараньим мехом. Телу стала возвращаться чувствительность, я ощутил, как меня бьет озноб. Вынырнувшая как из-под земли Сани протянула мне сухие штаны и тунику — вытащила из вьюков, умница! Я торопливо оделся. Сани подала мне сапоги, а после того, как я обулся — шапку, пояс и плащ. Самой последней в ее руках оказалась фляга.
— Молодец! — похвалил я и приложился к горлышку. Вино скользнуло в желудок, поселив в нем приятную теплоту. Фу-у-у!
Спустя короткое время я лежал у костра, впитывая благодатное тепло. В руке моей покоилась чаша с вином, в котелке над огнем булькало. Аппетитно пахло вареным мясом. Сармы под шумок закололи бычка, и нам достался кусок лопатки. Горячий бульон — это то, что сейчас нужно. У костра находились лишь мы с Сани. Кварта хлопотала у костра, снимая пену.
— Сядь, — сказал я. — Не убежит.
Она послушалась.
— Что ты кричала на берегу?
— Мой господин великий шаман и умеет воскрешать мертвых.
Я едва удержал чашу в руке.
— С чего ты взяла? — спросил, откашлявшись.
— Стал бы ты тащить из реки сарму, если б не собирался ее воскрешать! — пожала она плечами. — Зачем нам дохлятина? Разве я солгала? Все видели, как ты вдохнул в нее жизнь.
Я почесал в затылке. И вот что теперь: ругать ее или хвалить? Если б не откачал сарму, опозорился бы навек. Пал в глазах сотни ниже копыта. Но мне удалось, и я в авторитете. Сани — умница! Я поманил ее пальцем. Она склонилась, и я чмокнул ее в щечку. Кварта зарделась.
— Господин! — сказала, потупясь. — Я не заслужила такой ласки.
— Это мне решать! — хмыкнул я.
— Знаешь, кого ты воскресил? Ее зовут Бимжи, что означает «голубка». Она дочь Дандаки, единственная.
Я покачал головой. Надо же, как срослось! Выходит, не зря купался.
— Дандаки любит Бимжи, поэтому держит ее при себе. Сегодня та едва не погибла.
Лучше надо детей воспитывать! Зачем было лезть с копьем?
— По обычаю сарм, если шаман возвращает кому-то жизнь, то спасенная принадлежит ему. Теперь Дандаки обязана отдать Бимжи тебе.
Всю жизнь мечтал!
— Отказаться нельзя! — заторопилась Сани, разглядев выражение моего лица. — Оскорбишь.
— Зачем мне она?
— Ну… — Сани потупилась и стала возить пальчиком по траве. — Бимжи — треспарта и очень красивая.
Хм! Не заметил.
— Ты можешь взять ее в постель, и она будет ласкать тебя всю ночь.
— Поэтому Дандаки с радостью ее отдаст? И даже будет настаивать?
Сани кивнула. Нет, добро наказуемо! Мало того, что спас сотнице дочь, так еще и спать с ней? Фиг вам! Я скрутил кукиш и ткнул им в сторону сарм. Сани засмеялась. Она знала, что означает это жест.
— Господин!
Она склонилась и неумело ткнулась губами мне в щеку. После чего вскочила и захлопотала над костром, приняв самый озабоченный вид. Гм… Кажется, меня неправильно истолковали.
…Дандаки явилась, когда мы хлебали варево — ложками, из одного котелка. Сотницу сопровождала спасенная мной Бимжи. Следом сарма из сотни тащила миску с дымящим мясом. По знаку Дандаки миску поставили перед нами, после чего сарма исчезла. Мать с дочкой сели напротив и поджали под себя ноги. Сотница сделала приглашающий жест:
— Угощайся!
В миске исходило паром бычье сердце, из чего я сделал вывод, что нам принесли самое лакомое. Уговоров я ждать не стал. Разрезав сердце ножом, подцепил половинку и протянул Сани. Вторую взял себе. Сотница поморщилась, но промолчала. Мы с квартой жевали мясо, запивая его вином. Дандаки и ее дочь молча смотрели. Жуя, я разглядывал Бимжи. Сани не соврала — и в самом деле хорошенькая.
На вид лет семнадцать. Глаза узковаты, но остальные черты лица вполне европейские. Вид диковатый, на меня поглядывает с испугом. Ну да, великий шаман…
Я сделал вид, что поглощен едой. Однако мой интерес к девушке не остался без внимания.
— Нравится дочь? — спросила Дандаки, как только я вытер губы.
Я кивнул — чего скрывать?
— Она твоя. Бимжи молода, здорова и согреет тебя ночью.
— Обойдусь.
Сотница вспыхнула.
— Моя дочь хуже твоей самки?
Она разгневанно глянула на кварту.
— Сани не греет меня ночами.
— Мне сказали: вы спите вместе! — удивилась Дандаки.
— В одной палатке, но под разными одеялами.
— Не понимаю, — растерянно произнесла сарма. — Ты же муш! Вам нужны женщины!
— Если мы их хотим.
— А ты не хочешь?
Я почесал в затылке. Как ей объяснить?
— Зачем я здесь, Дандаки?
Она удивленно подняла бровь.
— Как ты верно заметила, я мужчина. В Роме нас мало. Поэтому мужчин ценят и лелеют. И вот вместо того, чтобы лежать в мягкой постели, пить вино и наслаждаться ласками женщин, я валяюсь на войлоке у костра. Ночую в палатке, дрожа от холода, отбиваю зад о седло лошади. Зачем, как думаешь?
Дандаки засопела.
— Тебе нужна твоя самка, — сказала тихо.
— Жена, — поправил я. — Если я отправился в этот путь, наверное, есть причины не тащить в постель первую же попавшуюся женщину, пусть даже красивую? Их и в Роме полно. Я прав?
Она кивнула.
— Поэтому не следует обижаться. Я не возьму твою дочь, как не брал других женщин. У меня есть жена, и я ей верен.
— Мне нужно поговорить с тобой! — сказала Дандаки. — Наедине.