От заката до рассвета - Инна Инфинити

Отхожу подальше от ора возмущенных пассажиров и опускаюсь на сиденье. Если самолет снова не задержат, и он действительно вылетит в 6 утра, то в Вене я буду в 8. Конференция начинается в 10 утра, но мое выступление назначено на 11. Придется ехать на конференцию прямо из аэропорта и с чемоданом. Буду дико уставшим и невыспавшимся из-за бессонной ночи.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Ненавижу Париж. Помойка, а не город. Вонь, грязь, бомжи, мигранты… Одним словом, тошниловка.

А еще я тут был вместе с Кристиной. В 10 классе, когда мы только начали с ней встречаться, на осенних каникулах школа повезла нас сюда на экскурсию. Каждую ночь мы с Кристиной сбегали из гостиницы и гуляли по ночному городу вдвоем. Ей тут понравилось. Мне тоже тогда понравилось, но только потому что я был тут счастлив с ней.

И вот мне снова придется бродить по Парижу и сдирать болячки с заживших ран. Ну что же, мне не привыкать. Я встаю с места, накидываю на плечо портфель с планшетом и документами и направляюсь на выход из аэропорта.

Я еще не знаю, что эта ночь перевернет мою жизнь.

Я выхожу из аэропорта и подхожу к машинам такси, которые стоят тут в ряд. Залезаю на заднее сиденье белого авто с шашечками и встречаюсь в зеркале дальнего вида взглядом с водителем-афроамериканцем.

— Куда, месье? — спрашивает меня на ломаном французском.

— Куда-нибудь в центр.

— Эйфелева башня?

Я брезгливо морщусь.

— Нет, куда-нибудь в другое место.

— Триумфальная арка?

— Ну давайте туда.

Мы едем сначала по пригороду, в котором расположен аэропорт, а потом заезжаем в город. На окраинах Париж похож на самый настоящий бомжатник. Грязные здания серого цвета, заборы, разрисованные графити, и полные баки мусора. По тротуарам ходят арабы и афроамериканцы, в помойках ковыряются бездомные.

И за что все так любят этот город?

Другое дело — Вена. Там жир чуть ли не по стенам течет. Имперский город с великой историей. У Парижа вроде бы тоже есть какая-то история, но по сравнению с историей Вены — это пшик. И я бы уже мог гулять по прекрасной столице Австрии, если бы не эта двадцатилетняя идиотка, которую я через несколько дней уволю.

В центре Парижа поинтереснее. Тут уже высокие бежевые здания с лепниной, деревья на тротуарах, широкая Сена, по которой плавают речные трамвайчики. То и дело по набережной пробегают спортсмены. Но все равно мигрантов очень много. Я, конечно, не расист, но такое количество приезжих просто портит облик города. И ладно, если бы эти приезжие были нормального вида. Так нет. Они все почти, как бомжи.

Я не был в Париже с той школьной поездки. Когда Максим учился в Женеве, я иногда ездил к нему в гости, и он каждый раз предлагал мне наведаться в Париж. Между Женевой и столицей Франции очень развито железнодорожное сообщение. Несколько часов на поезде — и ты на месте.

Но я не мог. Этот город слишком напоминает о Кристине и о том, как я был счастлив здесь с ней. Максиму я, естественно, этого не говорил, просто находил каждый раз новые отмазки, почему я не хочу в Париж.

Таксист высаживает меня у Триумфальной арки и вот я стою на тротуаре и смотрю на нее. Ничего особенного в ней нет, не понимаю, почему ее все так превозносят. Может, из-за книги Ремарка? Я ее, правда, не читал, но лет десять назад все мои знакомые вокруг о ней много говорили. Тогда в Москве была какая-то мода на Ремарка, и все читали его книги.

Вообще, Триумфальная арка представляет из себя круговой перекресток. От него идут аж 10 улиц! Одна из них — знаменитые Елисейские поля. Ну пойду гулять по ним.

Елисейские поля — это что-то типа Нового Арбата в Москве. Или Тверской. Только тут в Париже эта улица более красочная, и тротуары засажены деревьями. Впрочем, тут все засажено деревьями.

Я иду мимо бежево-кремовых зданий, на первых этажах которых расположены брендовые магазины и бары. Сейчас почти 4 вечера, летнее солнце еще во всю палит, и жизнь в городе кипит. Повсюду снуют толпы местных жителей и туристов, а бары заполнены под завязку, хотя сегодня будний день и в 4 часа вроде как еще нужно быть на работе. Но это же французы! Они любят отдыхать и не особо любят работать.

Я довольно быстро прохожу Елисейские поля. Не такая уж и длинная улица. Она выводит меня в какой-то небольшой парк. Я иду по нему, затем перехожу уже в другой парк. Он больше, и я почти сразу его узнаю. Это сад Тюильри. Его легко распознать по колесу обозрения, которое тут крутится.

Когда-то мы с Кристиной катались на этом колесе. С него открывался замечательный вид на Париж. Сверху этот город не кажется таким уж грязным.

Я спешу уйти из этого сада. Снова полезли в голову мысли о Кристине.

Справа от него находится Сена, поэтому я иду в левую сторону. Когда парк заканчивается, сворачиваю в какую-то узкую улицу и направляюсь по ней. Я брожу небольшими переулками, пока не выхожу на более-менее широкую и оживленную улицу. Avenue de l'Opera, гласит название на табличке, прибитой к дому. Тут тоже симпатичные бежевые здания со множеством баров на первых этажах.

Столики со стульями выставлены на тротуар, и все они заняты обедающими французами. У меня аппетита совершенно нет, поэтому я бесцельно прохожу мимо них. Иду прямо, безразлично смотрю по сторонам и понятия не имею, что мне делать следующие 13 часов перед самолетом.

А, может, выпить?

Я останавливаюсь у какого-то бара. Столики на тротуаре все заняты, поэтому захожу внутрь. Там тоже много людей, но все же меньше, чем на улице.

— Месье, все столики заняты. Могу предложить вам место за барной стойкой, — обращается ко мне чернокожий официант.

— Давайте.

Он провожает меня до места, и я залезаю на высокий стул.

— Двойной виски, — говорю бармену, и он спешит налить мне напиток.

Слева от меня через стул сидит девушка. Смотрит в одну точку перед собой и пьет мартини в высоком бокале. Я слегка поворачиваю к ней голову и рассматриваю.

Это уже явно не первый ее мартини, судя по слегка затуманенному взгляду. Она безразлично вертит в руке за высокую ножку полупостой бокал. Я обращаю внимание, что у нее нет маникюра. Ногти аккуратно подпилены, но ничем не накрашены. Пытаюсь вспомнить, когда последний раз видел девушку без шеллака. Мне кажется, за последние несколько лет никогда. В Москве все бабы повернуты на маникюре.