Тьма уже внутри - Алана Русс

— Поем сначала, — буркнул тот с уже вновь набитым ртом.

Я нахмурилась, едва зубами не скрежетнув. Мне известно, через что тот самый путь к сердцу мужчины пролегает. Однако экспериментальным путем выяснять, как сытый желудок еще и на словоохотливость у представителей мужского пола влияет, у меня желания не было.

— Нет уж, — я вцепилась в руку аспиранта с такой силой, что тот даже с вилкой совладать не мог, — хватит! Сколько можно надо мной…

Дыхание в ту же секунду сбилось, а пальцы будто раскаленного металла коснулись. Сознание в туман кануло и, кажется, все чувства испарились. Во мне не осталось ничего, кроме горячего желания приблизиться. Коснуться лица Яна. Запустить пальцы в эти забавно торчащие темные волосы, вынуждая запрокинуть голову назад. Поймать его учащенное дыхание…

— Спокойно, — Бранов палец за пальцем разжимал мою хватку. — Без резких движений, Маша. Дыши. Дыши глубже.

Глаза у него сверкали как у больного лихорадкой. Даже легкий румянец на скулах проступил. Ума не приложу, куда бы я делась от смущения, если бы нашу игру в гляделки не прервал вихрем ворвавшийся в зал Сергей.

— Ну как? — подмигнул он мне, облокотившись на стол. — Полегчало, девица? Полегчало, красавица?

— Кажется, да, — вместо меня ответил Бранов, сверля друга возмущенным взглядом. — Ты же говорил, что бреши в ее ауре незначительных размеров. Зачем со всей силы-то приложил?

— Лишним не будет, — равнодушно скривил губы тот. — Да и я здесь царь и бог, так что вы, дети мои, должны подчиниться мне и властвующему здесь порядку любви и страсти.

Опасаясь, как бы меня снова не закоротило, я поскорее убрала обе руки подальше от Сергея. И от Бранова. От обоих.

— Он шутит, если что, — совершено серьезно проговорил Бранов, заметив панику в моем взгляде. — Ничему не нужно подчиняться.

— Ага, — без тени улыбки согласился Сергей, — шучу, конечно. Но ты, разнообразия ради, тоже попытался бы пошутить. Девушкам это нравится, правда? — подмигнул мне он. — Ты попробуй хотя бы раз, Браныч.

— Без твоих дурных советов разберусь как-нибудь, — с нездоровым интересом разглядывал аспирант гренку.

— Ну да, как же. Если этот деятель науки начнет занудствовать, — доверительно склонившись ко мне и многозначительно вытаращив глаза, зашептал Сергей, — зови меня, Маша. Я его быстренько, — рубанул он воздух ладонью, — обработаю.

Ага, и меня с ним заодно.

— Хорошо, — едва сохраняла я серьезную мину на лице, решив, что постараюсь больше вообще не позволять разноглазому к себе прикасаться. — Непременно позову.

— Ну, развлекайтесь, — напоследок приказал Сергей, расплывшись в улыбке, и отошел, а я с облегчением выдохнула, потянувшись к вилке.

Пару мучительно-долгих минут мы с аспирантом синхронно ковырялись в своих тарелках, а затем Бранов совершенно внезапно заговорил:

— Хаос, когда подпитывается, ауру дырявит. Чем серьезнее прорывы, тем быстрее утекает жизненная энергия. Многие чувства при этом блокируются. Но после регенерации, пока раны совсем свежие, ощущения и эмоции чуть-чуть обострены. Это быстро пройдет, не бойся.

Я кашлянула, поперхнувшись. Ничего себе чуть-чуть! Страшно представить, что бывает с теми, у кого эти самые ощущения и эмоции до предела раздражены. На людей, поди, кидаются.

— Спасибо, что прояснили наконец.

— Ты ведь хотела знать хоть что-то, — с нерушимым спокойствием на лице ответил Бранов.

Правда глаз на меня по-прежнему не поднимал, а кожа на шее и скулах, вместо нездорово-розового, едва-едва начала возвращать естественный телесный оттенок.

Я украдкой глянула на аспиранта.

Выходит, раз он ранен был сильнее, то и штырит его крепче, чем меня? Я вновь опасливо скосилась на Бранова, но тот с невозмутимым видом продолжал ковырять вилкой в тарелке, отлавливая кусочки грибов и с удовольствием их жуя.

Смутившись от вновь нахлынувших воспоминаний, я схватила кружку и, зажав нос, глотала питье до тех пор, пока дыхания хватало.

— А Сергей, я так понимаю, эти самые раны в ауре залечивает? — наконец обрела я относительную способность говорить.

— Скорее, заштопывает.

— И это он вот так их… — я виновато скривилась, напомнив о нашем с аспирантом совсем еще недавнем держании за руки.

Бранов сердито нахмурился.

— О, не-ет. Это он так развлекается. По правде говоря, я и сам до конца не понимаю, как он это делает. Штопает ауры, — уточнил аспирант. — Сомневаюсь даже, что он понимает. Но если повреждения незначительные, как у тебя, например, хватает лишь пары прикосновений или беседы. Да просто рядом посидеть можно. Объятия тоже помогают или…

— А если раны серьезные? — спешно прервала я перечисление способствующих регенерации ауры действий.

Бранов снова набил полный рот, с трудом жуя.

— Тогда целый ритуал проводится, — помахал он вилкой. — Опять же, ритуал выдуман самим Серегой. Но в этом деле главное ведь результат.

Я кивнула. С этим не поспоришь. Теперь уже даже я чувствовала разительные перемены. Словно вновь обрела целостность.

— А что если ауру не залечивать? Это слишком опасно?

— Разумеется, — назидательно качнул головой Бранов. — Если бреши незначительные, человек может прожить долгие годы в неведении. Он будет чахнуть, болеть, но сразу не умрет.

— А вы? — старательно скрывала я жалостливые нотки. — Вам ведь крепко от Хаоса досталось.

Аспирант одарил меня долгим задумчивым взглядом и снова вцепился в кружку с противным бурым «киселем», а затем и вовсе в тарелку уткнулся.

— Теперь все в порядке. Не беспокойся.

Узнавать, сколько бы тогда протянул Бранов, если бы не Сергей, я не стала. Даже думать о том, что он мог от этих, впрочем-то, невидимых ран погибнуть, не хотелось.

— Ясно теперь, зачем Хаос людей в материю тащит, — успокоив расшатанные нервишки, вернулась я к прерванному разговору. — Мы для них блюдо номер один. Так?

— Не мы, — уточнил Бранов, как ни странно, вновь спешно припав к бадье. — Всего лишь наша жизненная энергия.

Я махнула рукой. Хрен редьки не слаще.

— А что если людей поблизости не окажется? — вопросы из меня лились, как из крана вода. — Хаос с голоду помрет?

Аспирант весело засмеялся, покачав головой.

— Нет, конечно, — затем задумался, почесав переносицу и повторил, — думаю, все же не помрет. В нашем понимании «умереть», значит перестать существовать. Верно? Но Хаос тоже энергия, а она так просто не исчезает. Лишь форму меняет.

Я с восхищением затаила дыхание. Умён, аспирантище. Не попишешь!

— Тогда, выходит, раз упокоиться раз и навсегда ему не под силу, он просто беснуется с голоду и тянет в рот, — я неприлично-громко захохотала, — все что ни попадя? И людей в том числе?