Эльнара. Дочь лекаря - Кора Бек

– Я верю в твой светлый разум, Эльнара! – произнес он, целуя Эли в высокий чистый лоб: Если ты почувствуешь, что тебя хотят научить чему-то плохому, ты сама покинешь это заведение, не дожидаясь моего вмешательства в твою жизнь, ведь ты у меня, доченька, уже совсем взрослая, очень умная и очень красивая, прямо, как твоя покойная мама! – и, уронив непрошеную слезу, он поспешно удалился в дом.

В течение двух недель Эльнара каждый день прибегала к небольшому прелестному домику, окрашенному в веселый ярко-желтый цвет, где должны были проходить будущие занятия, заглядывая за увитую плющом изгородь, надеясь увидеть хоть что-нибудь, что пролило бы свет на тайну, окружающую Школу красоты, но за плотно задернутыми занавесками не прослеживалось никакого движения, словно дом был необитаем, и это еще более подогревало желание попасть внутрь.

Пятнадцатого октября все архотцы от мала до велика направились на мейдан – городскую площадь, где проходили все праздничные мероприятия и народные собрания. В тот год осень выдалась на редкость теплой и очень плодородной. Белый город, как называли хоршики Архот из-за того, что практически все дома в нем были построены из белого кирпича, был украшен цветами, разноцветными лентами, спелыми колосьями пшеницы, ветками завезенного из далекой Персии вечнозеленого кипариса. Нарядно одетые люди, позабыв о трудностях недавней страды, весело смеялись, шутили в предвкушении увлекательных состязаний в борьбе, в стрельбе из лука, в скачках, где наездниками были шести-семилетние мальчуганы, ловко управлявшиеся с норовистыми скакунами. Улыбались даже вечно хмурые от монотонной и кропотливой работы ремесленники, сняв с себя пыльные кожаные фартуки и по-молодецки расправив обычно согбенные плечи. На улицах Архота царил Праздник урожая, а на удивление теплая погода только усиливала это праздничное настроение.

Принаряженная Эли, собрав корзинку с праздничным угощением, направилась к заветному домику. Посреди уютной лужайки, укрытой от посторонних глаз ветвистыми деревьями, на расстеленных на траве коврах уже сидели шесть или семь девушек и женщин. При входе в сад Эльнару встретила молчаливая, удивительно пластичная девушка с карими миндалевидными глазами и чуть смущенной улыбкой на губах, выделявшихся двумя ровными бледно-розовыми полосками на смуглом худощавом лице. Ее платье составляла белая ткань, обернутая вокруг тела и застегивавшаяся на груди бирюзовой пряжкой, оставляя руки и плечи открытыми, на ногах были легкие зеленые сандалии, почти сливавшиеся с не успевшей пожелтеть травой. Расценив ее кивок, как приглашение, Эли присоединилась к группе местных жительниц.

Здесь были дочери кузнеца Байсугура – сестры Залиха и Гузалия, первой из которых недавно исполнилось двадцать лет, вторая была на год моложе. Несмотря на разницу в возрасте, они были похожи, словно близнецы. Обе приземистые, крепко – сбитые, смуглые, с широким низким лбом и узкими, как дверная щель, глазами, обе были не замужем, являясь по здешним меркам старыми девами.

Опираясь на высокую, туго набитую перьями, подушку сидела понурая Хафиза – полная двадцатичетырехлетняя белотелая женщина, которую, благодаря ее размытым формам, издалека можно было принять за мешок с мукой, не столь давно оставленная мужем, отправившим ее в родительский дом после шести лет совместной жизни.

Как всегда, держалась особняком Рамия – двадцатидвухлетняя местная красавица, которую почему-то никто не брал в жены, несмотря на ее яркую внешность и способность к рукоделию.

Куда-то отрешенно глядела Амина – вдова погонщика верблюдов Абунасыра, три года назад скончавшегося в результате неудачного падения с лошади, по которому безутешная молодая женщина продолжала носить траур.

Была тут еще круглая сирота Магрифа – светлая, немного конопатая девушка с каштановым волосом и большими, голубыми, доверчивыми глазами. Поговаривали, что ее покойная мать была славянкой, которую спас из плена у жестоких горцев отважный хоршикский юноша по имени Хаким. Он увез ее к себе на родину, женился на юной красавице с добрым мягким нравом, после чего зажили они дружной семьей. Родилась у молодых дочь, и все было бы хорошо, если б однажды в сильную майскую грозу не попала в их маленький дом, стоявший на отшибе, молния, в один миг осиротив тогда еще трехлетнюю Магрифу, в тот злополучный вечер гостившую у бабушки, которая и вырастила ее.

Немного погодя подошли еще несколько незнакомых Эли девушек, по-видимому, с окраин Архота, где, как правило, селились переселенцы с близлежащих деревень и соседних городов. Все вели себя довольно скованно, не зная, о чем говорить друг с другом, и куда девать не занятые привычным вышиванием руки.

Вдруг раздался красивый грудной голос:

– Михрам! Запри калитку, уже полдень. Кто хотел прийти – тот пришел, остальные пусть пеняют на себя!

На высоком крыльце с небольшим навесом, украшенным искусно вырезанными из дерева бутонами чудесных роз, стояла статная женщина с убранными наверх волосами цвета меди, подчеркивавшими царственную посадку головы и гордый разворот красивых, немного мускулистых, покрытых легким загаром, плеч. Она имела породистый нос с пикантной горбинкой и удивительные желтовато-зеленые глаза, опушенные густыми, но короткими и чересчур прямыми светло-коричневыми ресницами. Ее нельзя было назвать ни полной, ни худой, ни старой, ни молодой – скорее, женщиной в самом соку. Ее нельзя было назвать писаной красавицей, но ее облик вновь и вновь притягивал взгляд неподражаемым изяществом и исходящим от нее чувством абсолютной уверенности в себе, какое обычно дает высокое происхождение или богатый жизненный опыт. Незнакомка была одета в серебристое платье свободного покроя с низкой горловиной и обнаженными до плеч руками, под которым угадывалось стройное упругое тело.

Она спустилась с крыльца с изяществом и грациозностью, достойных прекрасной райской девы, однажды решившей осчастливить смертных своим временным пребыванием на грешной земле, и чудным голосом произнесла:

– Здравствуйте! Меня зовут Софи! Начиная с этого дня, дважды в месяц я буду проводить занятия в основанной мною пять лет назад Школе красоты, слушательницами которой вы возымели желание стать, предпочтя пустому времяпрепровождению, как я обычно именую народные гуляния с их бестолковой суетой и мелкими, сиюминутными радостями, стремление приобщиться к подлинно прекрасным вечным ценностям, одной из которых является красота в самом широком смысле этого слова!

Наставница непринужденно опустилась на ковер, окинув собравшихся открытой благожелательной улыбкой, в которой сквозила легкая непонятная грусть, а может быть, меланхолия.

– Подлинная красота – это не есть красивое лицо и безупречной формы тело, – продолжила она, остановив почему-то спокойный внимательный взгляд на Эли, по возрасту оказавшейся самой юной среди новоиспеченных слушательниц: Это всего лишь оболочка, которая имеет обыкновение со временем изнашиваться, утрачивая первоначальную привлекательность: естественный закономерный процесс для всего живого в природе. Но каждая оболочка всегда имеет свое содержание, и именно оно и определяет настоящую внутреннюю красоту, или же свидетельствует об ее отсутствии. При желании каждый человек способен воспитать в себе это очень ценное качество так, как взращивают, например, редкий цветок, требующий особого ухода, т. е. терпеливо, шаг за шагом, прислушиваясь к своему внутреннему «я». О том, как это можно осуществить на практике, и какую роль может играть красота в нашей конкретной жизни, мы и будем, в частности, обсуждать на наших занятиях, но для начала нам нужно поближе познакомиться друг с другом, и немного подкрепиться.