Осколки тебя - Янина Логвин

— Господи, Ал, ну и дерьмо!

Картер

Год спустя

Старшая школа

Пятница. Сентябрь. Пять часов по полудню.

Я знаю это потому, что все время смотрю на часы, на которых бегут секунды, почесывая ногтем большого пальца сухие губы.

Солнце жарит так нещадно, что кажется пни каблуком иссушенный добела гравий, и он рассыплется в пыль.

В небе не видно птиц. Листва на вязах повисла ошметками, но в тени дырявого навеса старого склада за гаражом отца Лукаса, где мы собрались, дышать почти сносно, и ноздри напряженно втягивают жаркий ад дня.

— Как думаешь, Картер, у них получится? У Криса и парней? Все-таки этот жирдяй Хиггинс хитрая тварь. Крис уверен, что в прошлом он наверняка уже проворачивал подобное, иначе бы не действовал в городе так нагло. А ты как считаешь?

Глаза Лукаса лихорадочно блестят и пот, выступивший на висках, говорит куда красноречивее самого вопроса. Я поворачиваю голову и смотрю на друга.

— Получится, Палмер. Но я все равно считаю, что они идиоты.

— Почему? — возражает друг. — Разве он не заслужил, этот Хиггинс? Ты слышал, что мужика, который продал ему бар на Мелборн-Лейн два года назад, прошлой весной нашли мертвым в Рваной лощине у Кораллового холма?.. Так вот, по докам этот мужик сам согласился на сделку с Хиггинсом и все подписал, тут не подкопаться. Странно другое: зачем ему понадобилось вдруг продавать бар, который процветал, да еще за четверть цены, а?

Я пожимаю плечами, раздумывая:

— Да мало ли причин? Долговые обязательства, семейные обстоятельства, а может, ему просто надоело. Такое тоже бывает.

— Ну да, как же! — громко хмыкает Лукас. — А через год в ливень он умудрился оказаться в месте, где через каждые три метра из земли торчит предупреждающая табличка «Опасно», и сломать себе шею! Очень удобно. Какого черта он вообще там делал?

— Это Америка, Палмер. Здесь каждый сам себе хозяин. Если тебе ночью вздумается достать из штанов член и отлить с края обрыва, никто не вправе помешать. А если ты при этом поскользнулся — ну, что ж, твои проблемы.

Лукас возмущенно поднимает широкие брови.

— Я не пойму, Картер… Ты что ему, адвокат?

Я чиркаю зажигалкой и прикуриваю сигарету. Наполнив легкие, медленно выпускаю дым.

— Я просто пытаюсь думать, как мыслит Хиггинс, и как следует мыслить твоему брату. Нет мотива, нет связи, а значит, нет и преступления. А ты, Палмер, договаривай, раз уж начал.

— Ходят слухи, что тот мужик, Рон Нойлз, бывший хозяин бара, нарыл на жирдяя что-то крупное, за это и поплатился.

Имя кажется мне смутно знакомым, и я вспоминаю.

— Постой… Нойлз… Бетти Нойлз, верно? Выпустилась из школы в прошлом году. Была в группе поддержки и, кажется, одно время крутила с Крисом. Она дочь этого Рона?

Лукас сразу поджимает губы и отводит глаза.

— Ну, да. Ей понадобились деньги — Бэт хочет уехать в Огайо, у нее там тетка. Так что угнать у Хиггинса новую тачку за пятьдесят штук — это, мать его, справедливо!

Мать его, да! Еще как да! Но меня изумляет другое.

— Вы идиоты! — сухо бросаю я, и говорю это другу совершенно искренне.

— Почему это? — удивляется тот.

— Потому что это для вас слишком! Потому что у этого Хиггинса наверняка есть прикрытие в полиции, иначе бы он так не наглел, но главное — есть мозги! И если он начнёт рыть, девчонка проговориться!

Но Лукас уверено мотает головой.

— Нет, Бэт будет молчать, она его ненавидит. Они с матерью все деньги спустили на юристов, но зато теперь у них есть постановление окружного судьи. За публичные угрозы в их адрес Роакину Хиггинсу запрещено приближаться к ним меньше, чем на сто метров. А нашей семье нужны деньги, Картер — сам знаешь.

— Сколько?

— Половина с десяти штук.

Негусто. Да какой там! Неоправданно мало за такой риск!

— Ты понимаешь, что если Крис не справится и фургон не уйдет в Роли самое позднее завтра утром — вашу семью уже не спасут пять тысяч долларов?

Лукас кивает:

— Знаю.

— Держи язык за зубами, и больше не трепись никому. Черт!

— Да я никому, Райт! Знаете только вы с Холтом! Я даже Питеру ничего не сказал! — взволнованно божится Палмер. — Этот Рыжий за хот-дог мать родную продаст! Я что, дурак?

— Двое — это уже много.

— Да ладно, Картер! Я тебе доверяю! Я только боюсь, чтобы Уолберг не сболтнул лишнего о нашем гараже, когда станет горячо.

— Не сболтнет, придется с ним поговорить. Пусть только попробует, я никому ничего не забываю.

И я не вру, память у меня отменная, именно поэтому Лукас кивает.

Мы сидим с ним у задних дверей склада, на перевернутом ящике с надписью «Rochester», между пустыми баками из-под краски, и слушаем, как в предвечерней тишине сразу за ржавой стеной размерено скрипит диван. Тах. Тах. Тах.

Сегодня пятница, и в это время гараж Палмеров уже закрыт. Зато через две улицы открыт бар «Сотая заводь», где отец Лукаса, бывший вояка, а сейчас так себе механик, привычно надирается спиртным с обеда.

Мы тут одни.

Лукас, Ник, я и Тильда.

За открытой дверью скрипит матрас, глухо ударяется о стену деревянный остов продавленного дивана и частит чужое дыхание… Мы слышим, как Тильда смехом останавливает пыхтение Ника, просит дать ей прикурить сигарету и не мять ее грудь так сильно, словно он трахает девчонку в первый раз.

После длинной паузы, в течение которой у Лукаса судорожно ходит кадык, она разрешает Холту продолжить.

Когда Лукас уходит, а на его место садится Николас, он забирает из моих пальцев остаток сигареты и кивает на дверь:

— Надоела! Надо будет ей сказать, чтобы больше сюда не приходила. Терпеть не могу шлюх!

Но, судя по тому, как долго Ник не слезал с Тильды — на правду это не похоже. Хотя, может, действительно не заводит?

Я с ухмылкой бросаю на него короткий взгляд и вновь возвращаю его к дальнему концу двора, туда, где поверх забора виднеется открытый участок дороги.

— А мне кажется, Холт, ты просто терпеть не можешь быть вторым. Но я не виноват, друг, что больше нравлюсь девчонкам. Не эта, так другая — какая разница?

Ник смеется — так, что дым клочками вырывается из легких, и откидывает плечи на кирпичную стену.

— Пошел ты, Райт! — толкает меня локтем в бок. — Порой я жалею, что ты так хорошо меня знаешь! Вот потому я, в отличие от тебя, и завожу себе постоянных подружек — чтобы быть у них первым.