Лишнее золото. Без права на выбор - Игорь Негатин

Неслышно ступая, подошел Умар. Шевелюра с обильной проседью, смуглое, дочерна загорелое лицо. Орлиный профиль и карие, немного грустные глаза. Классический образ горца. Он двигался легко, словно не шел, а плыл по воздуху. Выцветшая до белизны разгрузка, истертый камуфляж. Только оружие было как новое. «Калашников», калибра семь шестьдесят два, с подствольным гранатометом и семнадцатый «глок» в набедренной кобуре. С левой стороны, на лямке жилета, рукоятью вниз прикреплен нож. На рукояти арабской вязью, похожей на изящный орнамент, написано какое-то выражение. Торчащие из карманов разгрузки автоматные магазины скручены попарно изолентой. Рукава куртки аккуратно завернуты до локтей, обнажая его смуглые, жилистые руки. На правом предплечье виднелось несколько старых шрамов. Судя по всему, они заживали сами, без медицинской помощи. Чуть ниже — сизая татуировка. Орел с расправленными крыльями, держащий в когтях ленту с надписью «106 гв. ВДД». Мужчина прошел мимо подчиненных, среди которых было несколько местных жителей. Двое из них — с зелеными повязками шахидов.

Он бросил в их сторону безразличный взгляд и подошел к Асхаду.

— Скажи, Умар, — криво усмехнулся чеченец, — почему ты так не любишь шахидов? Ты смотришь на них как на пустое место, но клянусь Аллахом, их недолюбливаешь. Они прекрасное оружие для борьбы с неверными.

— Если человек путает знамя с Богом, а слова Аллаха — с собственным мнением, то это не что иное, как обыкновенный фанатизм.

— И что? Разве это не выгодно для нас?

— Фанатик не может быть хорошим воином, — сухо произнес Умар.

— Почему?

— Они не умеют думать.

— Ладно, оставим этот спор для ужина. Он вечен. Мы начали его еще в Старом Свете, и конца ему не видно…

— Мы можем сменить мир, но изменить некоторых людей не удастся. Они все равно, как бараны, будут тупо следовать чужим словам и мыслям.

— Как эта тварь, например! Нет, этот не такой. Этот своего не упустит! Ты видел на его руках перстни? — Мужчина презрительно кивнул на избитого хозяина дома. — Еще один мусульманин забыл наши законы. Он, как шлюха, обвешался золотыми игрушками. Ладно, я с ним позже поговорю. Что случилось? Ты хотел что-то сказать?

— Я осмотрел окрестности, — кивнул Умар, — и вы оказались правы. Здесь были гости. Трое или четверо. Нашел их лежку. Это недалеко отсюда, — мужчина показал в сторону заросшего кустами склона. — Вот там. Пробыли на месте около двух суток. Ночью, чтобы отвлечь внимание охраны, подожгли машины испанцев. Пока все бегали, суетились и тушили пожар, они проскользнули в ворота Арч-Корта.

— И двинулись через перевал?

— Полагаю, что так. Это не русские.

— Да? — Командир дернул бровью. — Почему ты так уверен?

— Русские просто так не ушли бы. — Умар погладил свою бороду и усмехнулся. — Это не в их характере. Они прихватили бы кого-нибудь из наших или взорвали пулеметный дот. Так поступили бы демидовские, и так поступил бы я сам.

— А ты здесь при чем?

— У нас были одни и те же учителя. Там, — мужчина неопределенно махнул рукой, — в Старом Свете.

— Это могли быть люди из разведки третьего батальона.

— Нет, это слишком далеко для них. В этих краях они не работают.

— Уверен?

— Все люди ошибаются. Тем не менее, полагаю, что это именно те, которых мы ищем.

— Сколько надо времени, чтобы их догнать?

— В этих горах? — уточнил Умар. — Они опережают нас на целых шестнадцать часов. Скоро стемнеет, и отправиться в погоню мы сможем только на рассвете. И еще… Эти люди знают эти места не хуже местных жителей. Если мы не поймем, куда они направляются, то искать можно до бесконечности.

— Так уже было… Ты забыл?!

— Я все помню, — спокойно ответил мужчина. — У меня очень хорошая память.

— Да… конечно, — Асхад подошел к нему и положил руку ему на плечо. — Не обижайся, Умар. Я ценю и помню все, что ты сделал для меня и моей семьи. Я ничего не забыл. — Он несколько секунд молчал, потом кивнул в сторону ворот. — Что говорят испанцы?

— Утверждают, что привезли обещанный заказ и больше ничего не знают.

— Кто заказывал и что именно?

— Он заказывал рабов. — Умар кивнул на стонущего человека. — Но испанцы лгут. Очень убедительно, но лгут. Я это чувствую.

— Согласен — хазачу дешнаша вуза ца во.[4]Не следует их отпускать. Нам не нужны свидетели семейных разборок. Ничто так не ослабляет, как слабые родственники. Сделай так, чтобы они исчезли.

— Хорошо.

— Вы обыскали дом?

— Да.

— Что нибудь нашли?

— Да. — Умар сделал небольшую паузу.

— Что именно?

— Я полагаю, что вам лучше самому это увидеть.

— Хорошо, показывай…

Они прошли в дом, где в одной из комнат на полу лежало несколько кожаных мешков. Рядом с ними — трое боевиков. Повинуясь жесту Умара, они вышли на улицу.

— Вот…

Асхад опустился на корточки, дернул кожаные шнурки, которыми была завязана горловина одного из мешков, и запустил туда руку. Спустя несколько секунд он гортанно ругался, перемешивая чеченские слова с русскими:

— Я так и знал! И эта орденская свинья тоже знает! Но вот откуда…

— Орден всегда все знает, — пожал плечами Умар. — Все или почти все.

— Вот уж нет, — оскалился Асхад, — если бы они все знали, то нам не пришлось бы искать иголку в стоге сена. Ладно, проблемы с Орденом будем решать потом. Сколько здесь?

— Больше двадцати килограммов, — сухо ответил его собеседник. — Основная часть — это золотой песок. Крупный. В одном из мешком сложены самородки. Мелкие, но их много.

— Значит, все-таки есть прииск… Сколько сейчас стоит один грамм золота?

— В банке Ордена? Десять экю, если не считать комиссионный сбор.

— То есть в этих мешках — около ста пятидесяти тысяч?

— Именно так, Асхад.

5 год по летоисчислению Нового мира.

Ангар № 39, Порто-Франко.

Четырехместный жилой вагончик пропах табачным дымом, оружейным маслом и кофе. К этим ароматам примешивался еще один. Его безошибочно узнает любой мужчина, который отдал часть своей жизни военной службе. Запах армейской формы. Привычный и неистребимый. Как выразился по этому поводу Карим: «А что вас удивляет, господа? Это обычный „коктейль“ для мужского жилья, если в нем нет женщин». Пожалуй, он прав — дамы в нашем доме не появлялись. К нашим мимолетным подружкам мы выбирались сами, посвящая этому редкие свободные вечера.