Уйти и не вернуться - Ли Хочхоль

постоянно всхлипывал. Как только все пленные заснули, конвоиры расселись вокруг погасшего огня и тоже уснули. По небу, над самыми головами спящих, с гоготом пролетела стая диких гусей. Только тогда старший брат перестал плакать. Он повернул голову, словно вслушиваясь в крики пролетающих гусей, и прижался губами к уху младшего брата.

– Гуси уже полетели на юг.

– …

Какое-то время он ничего не говорил, а потом спросил:

– Как получилось, что ты оказался здесь?

– …

На бледном лице промелькнула невинная улыбка.

– …

– Прошло пятнадцать дней, как меня поймали. Ни в коем случае даже не заикайся о доме.

– …

– И про то, что я твой брат, тоже молчи.

– …

Немного погодя он снова заплакал. Звезды, проглядывавшие сквозь ветки каштана, холодно мерцали.

На следующий день около семидесяти пленных шагали в ярких лучах осеннего солнца. Выражение на их лицах говорило о том, что тревога их прошла и они смирились со своей участью. По всей колонне пленных разлилось не только смутное уныние и злость, но и покой. На первый взгляд все казалось даже очень мирным. Братья шли рядом где-то в середине колонны. И в такой обстановке старший брат по-прежнему, как и в мирное время, сохранял неподдельный интерес и способность искренне поражаться окружающей действительности. И даже если бы куртка не висела на нем, а ботинки были бы по размеру, он все равно выглядел очень хрупким и жалким. Постоянно вертя головой по сторонам, он замечал самые разные вещи:

– Ух ты! Этот каштан просто огромный. Ему, наверное, лет пятьсот.

– День уже стал совсем коротким.

– Только посмотри вон на ту стаю ворон! – Голос его был громким и четким, а в нем самом чувствовалась неиссякаемая жизненная сила. Краем глаза он поглядывал на идущего рядом младшего брата, однако на лице того было только холодное спокойствие. А вот другие пленные, шагавшие вместе с ними, удивленно смотрели на старшего. Конвоиры смеялись, глядя на него как на сумасшедшего. Один из них громко сказал:

– Эй, ты! Свихнулся, что ли! Сколько тебе лет?

– Что, простите?

– Лет сколько?

– Исполнилось двадцать семь.

– Откуда родом?

– Я…

– Знаешь, где мы сейчас?

В ответ он широко улыбнулся:

– Да, кстати, где мы сейчас?

Конвоир сначала разозлился, а потом рассмеялся, глядя на выражение его лица.

И той ночью старший брат лег рядом с младшим и тихонько плакал. При этом он говорил брату, что тот бесчувственный, спрашивал, почему он не проронил ни слезинки, не думает о доме, ни по кому не скучает.

– Раз тебя такое положение устраивает, то хорошо тебе. Ты просто молодец, – сокрушался он.

Прошлой ночью старший брат так же плакал, но тогда он еще и радовался тому, что встретил младшего, сегодня же такого не было. Казалось, что он очень обижен. Младший брат по-прежнему никак не реагировал. В небе с гоготом пролетели гуси, а немного позже где-то вдалеке залаяла собака. Старший брат удивленно встрепенулся:

– Ух ты, собаки и здесь лают.

– …?

– Снова пролетели гуси.

На какое-то время старший брат успокоился, а потом снова заплакал.

Это случилось на третью ночь. Было уже довольно поздно, старший брат ткнул младшего в живот и, слегка улыбаясь, достал из кармана куртки комочек риса. Это был рис с примесью гаоляна, который они получали на ужин. Половину комочка старший брат сунул в рот и начал жевать, а вторую протянул младшему со словами: «На вот, ешь». Глядя на растерянного младшего брата, он даже вроде бы рассердился, но по-прежнему, улыбаясь, прошептал ему на ухо:

– Бери быстрее. Я заметил, что после ужина осталось немного риса. Там стоял конвоир, а я притворился, что умираю. Это был тот же охранник, что вчера днем меня донимал. Он и кинул мне комок риса. Я сделал вид, что съел, а сам незаметно его спрятал. Этот конвоир самый нормальный из всех.

Тогда и младший стал есть рис. Старший съел все до последней рисинки и начал облизывать пальцы.

– Ну как, стало получше?

В этот раз старший брат не плакал, а до глубокой ночи все говорил и говорил о том, как будет здорово, когда они вернутся домой, и, слушая рассказы об этой их жизни, все будут смеяться, а мама так просто лопнет от смеха. Время от времени он вздрагивал как от испуга и спрашивал:

– Эй, ты слышишь там лай собак?

– …

– А гогот гусей?

– …

Действительно время от времени лаяли собаки, а гуси с гоготом пролетали по небу. Старший брат, поглощенный своими мыслями, на какое-то время умолк.

На следующий вечер и вечер после него старший брат получил рис от того конвоира. Это был темнолицый человек с большими круглыми глазами и, хотя он любил пошутить, по характеру все равно был грубым и несдержанным. По малейшему поводу он злился и бил старшего брата прикладом ружья со словами: «Не знаешь, где находишься?! Думаешь, что у себя дома?» Однако, когда старший брат плакал, его это не злило, а, наоборот, веселило, и он заразительно смеялся. Иногда по вечерам он говорил: «Это за то, что ударил тебя днем… Придется мне заботиться о тебе, как мамочка», – и обязательно бросал ему комок риса. Старший брат поднимал этот рис и прятал в карман куртки, а ночью, когда все засыпали, делился им с младшим.

Так было почти каждую ночь. Постепенно младший брат с наступлением ночи уже ждал, когда брат поделится с ним едой. Но, если старшему брату не удавалось получить дополнительный комок риса, он ночью плакал и говорил младшему:

– Злишься и обижаешься на меня, думая, что я съел все один? Иногда рис невозможно достать, тем более невозможно делать это каждый вечер. Всему есть предел.

Видя, что младший брат все равно никак не реагировал, старший только сильнее всхлипывал. Однако на следующий день, вечером, старший в еще более приподнятом настроении уже протягивал младшему весь комок риса:

– Бери, ешь все.

Если младший пытался со старшим поделиться, тот начинал сердиться:

– Я иногда даже утром получаю рис дополнительно. Обычно я его съедаю сам, поделиться не получается, и не потому, что я не хочу делиться с тобой, а потому, что другие смотрят. И тогда нужно весь день ходить с рисом в кармане и ждать до ночи. Да и грязь от рук остается на рисе, что тоже плохо. К тому же трудно ведь терпеть – есть же всегда хочется, хи-хи-хи.

Младший знал, что его брат бывает упрямым, поэтому съедал рис сам. Старший, улыбаясь, слегка трогал рис в руке младшего:

– Ешь по-быстрому,