Княжья травница - Ульяна Гринь

Ноябрь 5 число

Они пришли, когда сумерки накрыли лес, а луна ещё не взошла.

Варвары, как есть варвары: ни тебе доброго вечера, ни тебе можно войти. Сначала громыхали кулаками по тяжёлой двери, потом выбили замок и ворвались в избушку. Я тряслась от страха, но, когда увидела их головы в лёгких шлемах, успокоилась. Нет, ничего весёлого, конечно, не предвидится — что-то с князем или с кем-то из княжьего терема. А хотя бы не хазары.

— Собирайся, ведьма, светлый князь тебя требует! — гаркнул один из них — с порванной ноздрёй. Да, я видела его на княжьем подворье. Десятник. А ещё двое подхватили меня под локти и подняли на ноги. Я запротестовала:

— Аккуратнее! Пусти! Сама пойду.

Десятник кивнул. Меня выпустили. Я огляделась. Раз травница понадобилась, значит, кто-то серьёзно заболел. Середина осени, вроде бы рано для переохлаждений, разве что упал кто и голову расшиб. Надо взять всё, что возможно. Всё, что я могу взять. Потому что, если не хватит, придётся посылать одного из этих, а он разнесёт мне всю избушку в поисках нужной вещи.

— Мне нужно собрать травы, — сказала, ни к кому особо не обращаясь. — Подождите снаружи.

Отвернулась за мешочком, в котором носила свои ведьмовские причиндалы, и замерла, прислушавшись. Заразы! Эти солдафоны даже с места не двинулись. Топнув ногой, я рассердилась. Ах так? У меня есть верное средство, чтобы их напугать!

Уперев руки в боки, я прищурилась и тихо, но чётко начала:

— Бамбара, чуфара!

Десятник вздрогнул и отступил. В детстве я очень любила «Волшебника Изумрудного города» и всё ещё могла цитировать с любого места.

— Скорики, морики!

Вокруг меня образовалось свободное пространство.

— Турабо, фурабо...

Солдаты жались к двери, бросая жалобные взгляды на своего начальника. Я решила добивать. Взметнув руки вверх, провыла дурным голосом:

— Я нашлю на вас белый мо-о-ор! Лорики, ёрики!

Толкаясь в узком косяке, дружинники высыпали наружу. Десятник, как и положено шефу, покинул избушку последним. Я вздохнула, качая головой:

— Как дети, ей-богу.

Ладно, ну их. Взяв заплечный мешок, я оглядела стройные ряды склянок и кисетов. Сколько времени мне понадобилось, чтобы привести в порядок тот базар, который царил у прошлой травницы! Я всё перебрала, сортировала, расставила и разложила по полочкам. Полочки, кстати, своими руками сделала, чуть пальцы не отбила молотком.

Так, что мне может понадобиться? Я прищурилась, размышляя, и сказала:

— Заживить раны.

Несколько баночек вспыхнули почти сразу же — ярким зелёным цветом, медленно затухающим до блёклости. Я сложила их в мешок и сказала:

— Ожоги.

Кисет на нижней полке загорелся, как светофор, зелёным, а потом красным. Да, понимаю, надо быть осторожной в дозировке.

— Понос.

Нерешительный зелёный напомнил мне, что в здешних краях понос зовётся дриснёй. Ладно, я выучу. Не бейте травницу, она лечит как умеет!

— Боль. Сердце. Камни в почках. Чесотка.

Вроде всё. Собрала то, с чем уже сталкивалась при лечении. Закинув мешок за спину, вышла из избушки:

— Я готова.

Десятник смотрел с опаской. Но долг для него был превыше всего, поэтому он подвёл ко мне своего коня и кивнул:

— В седло, травница.

Икнув, я зажмурилась. Ненавижу ездить верхом! В этом сумасшедшем мире я могу смириться с чем угодно, но только не с надобностью карабкаться на лошадь.

Десятник вскочил в седло привычным движением, а потом подхватил меня под мышки и посадил перед собой. Я даже пикнуть не успела! Пикнула уже после, когда он навалился на меня, понукая лошадь, и обволок запахом конюшни.

— Эй, не боишься, значит, белого мора?!

— Все мы умрём, — философски буркнул десятник. — А лучше когда-нибудь от белого мора, чем сейчас от княжьева меча.

И пустил лошадь противной тряской рысью.

Счастье, что до города недалеко! Минут десять, но и их мне хватило, чтобы совершенно отбить седалище. Впечатляющих размеров ворота в высоченном, в три мужских роста, частоколе открылись будто по мановению руки, однако я уже знала, что для этого требовалась сила минимум четверых дружинников. Мы въехали на широкую улицу, выложенную досками, кое-где потрескавшимися от влаги и бесчисленных копыт. Я выглянула из-под капюшона плаща, крепко держась за луку седла. Что всегда удивляло в этом городе — огромные двух— и трёхэтажные терема, улицы, где могли спокойно разъехаться два грузовика, и люди. Как ни старалась, не могла вспомнить, видела ли я такую одежду на картинках в интернете. Женщины всегда в сарафанах до земли, увешанные бусами и оберегами, в платках, повязанных на меховые шапочки. Всё вроде русское народное, а другое. Чужое, непривычное, странное.

Сейчас, когда стало темно, на улицах зажгли большие факелы, и они освещали нам путь до самого княжьего терема. Обогнув его улочкой, десятник осадил коня и спешился, потом сдёрнул меня, как курицу с насеста, потащил к маленькой дверце в стене. Я подчинилась, только фыркнула, чтобы он меня услышал:

— Даже не с парадного крыльца!

— Моя б воля, тебя вообще не позвали б, — буркнул десятник, втолкнув меня в сени. Я даже не нашлась, что ответить, задохнувшись от обиды. И хорошо, что промолчала. Не стоит никому знать, что я не люблю местных жителей почти так же сильно, как и они меня. Впрочем, не люблю — это мягко сказано. Они меня боятся, а я их презираю.

Дружинник последний раз ткнул меня в спину — как раз в направлении к узкой лестнице, на ступеньках которой ждала дородная тётка в пышном сарафане и рогатой кике на голове, сбившейся на сторону. Она огляделась по сторонам, наклонилась ко мне и зашептала:

— Травница, травница, князю нужна пока, а потом ко мне заглянешь, а? Нужно мне зельице одно!

— Загляну, — процедила я сквозь зубы. Как пить дать, зельице ей нужно приворотное...

— А теперь, волей Сва, подымайся быстрее, ждут тебя с нетерпением!

Подобрав подол, чтобы не запнуться на крутой лестнице, я принялась подниматься по ступенькам. Запыхавшаяся служанка ползла сзади. Что меня ждёт, что аж в княжью горницу впустят?

Узким коридором мы пошли по анфиладе горниц, и прислужница отворила богато расписанную дверь. Пригнувшись, я вошла. В нос ударил запах свечей, пота, крови, удушливый запах смерти. Что у них здесь...

Я даже не закончила думать, как увидела на кровати роженицу. Это же княгиня. Бедная! В лице ни кровиночки. Конечно, вся кровь на простынях. Повитуха — сухонькая старушка — суетится в углу. Там свалены тряпки в крови, там дымятся пучки трав, погружая комнату в сизый туман. Где же ребёнок? Я огляделась.