Облако Желаний - Фиона Вуд

* * *

Дома она могла наслаждаться особым видом на мир, на все его просторы – через закопченное, узенькое окошко в коридоре. Закрепленный кусок стекла размером ровно шестьдесят пять на восемьдесят сантиметров. Когда-то ей приходилось вставать на цыпочки, чтобы посмотреть в него, и каждый вечер город превращался в освещенную электрическими лампочками сказочную страну. Когда-то, когда она еще верила в сказки.

* * *

Мастер-класс по литературному мастерству в первый учебный день? А они не шутили в своей напутственной речи, когда сказали, что в этом году следует сразу же взяться за учебу. Приглашенная писательница, Ронетта Бартлок (должно быть, псевдоним), вещала о фантазиях. Она призывала учеников передать смысл фантазии так широко, как захочется им самим – большое спасибо – от сказок до политических манифестов. Под конец дня всех клонило в сон, и было почти невозможно вслушаться в ее тихий монотонный голос.

Для Ван Ыок фантазии разделялись на две категории: подпитывающие и бессмысленные.

Взять, например, мечты о Билли Гардинере? Бессмысленные. Они вызывали у нее легкую тошноту, как когда переешь сладкого. К тому же шансы на то, что им суждено сбыться, равнялись нулю – она уже как два года наблюдала за Билли Гардинером в его естественной среде обитания и убедилась в одном – он встречается с девчонками типа Пиппы, Тифф или Авы. Красотками, которые у всех на виду. Да и то недолго.

У шкафчиков сплетничали, что во время летних каникул он на паре вечеринок переспал с Холли.

Ван Ыок позволила себе украдкой взглянуть на этого самого парня. Он стоит прямо через проход. Так близко, что можно коснуться. Потягивается на стуле. Ладони, покрытые мозолями от весел, закинуты за светловолосую голову с неопрятной прической. Рукава закатаны, на руках выступили мышцы. В профиль его нос идеально соотносится со лбом и подбородком в совершенных пропорциях, которые, должно быть, и определяют визуальную гармонию. Золотое сечение. Она улыбнулась, представив, как измеряет его лицо, чтобы проверить эту теорию. Его глаза были закрыты. Он внимательно слушал? Или дремал? Наверное, он уже в половине шестого утра был на реке, со своей командой по гребле…

Подпитывающие фантазии… лучше было не злоупотреблять ими прямо перед сном – иначе можно настолько увлечься, что сон так и не придет.

Мечты об открытии собственной художественной выставки были подпитывающими. Она с легкостью, словно это реальность, представляла себе картинку за картинкой. Драматичные, снятые крупным планом, детальные изображения красивых вещей, вычурная, но модная толпа. Свои скромные благодарности в ответ на льющиеся медом похвалы. Нет, ну что вы… Вы слишком добры… Вспышки камер. Одежду… что-то в андрогинном стиле, строгое, от какого-нибудь японского дизайнера. Сланцево-серого цвета. Билли Гардинера, который жалеет, что он не общался с ней в школьные годы. Злится на себя из-за этого.

Но она верила, что даже самые потаенные мечты вполне могут воплотиться в жизнь. За исключением сцен с Билли Гардинером. Если она будет усердно трудиться, то все может быть.

К счастью, фантазии – это глубоко личное. И ее родители никогда про них не узнают. Потому что в их мечтах она была доктором. Белый халат. Стетоскоп. Высокие доходы. Комфортная жизнь для всех членов семьи. Большой дом в заветном пригороде Кью. (И почему все так одержимы Кью?)

Вот такая маленькая помеха.

Маленький сбой на «мечтыцелижеланияточкаком».

Но в этих подпитывающих фантазиях была одна дверь, которую лучше было не открывать. За той дверью стояли мама и папа – трудоголики, иммигранты в первом поколении, едва говорящие по-английски австралийцы вьетнамского происхождения – и кричали «неееееееееет», как в замедленной съемке в фильмах ужасов. А потом нападали на нее с тупыми предметами.

Она сделала глубокий вдох. Перед рукопашной с родителями по поводу выбора курса в университете предстояло сперва окончить школу. А сейчас лишь первая неделя двухлетней программы подготовки к поступлению в высшие учебные заведения – «Международный бакалавриат»[1] в школе Кроуторн-Грэммар, в которой она училась с девятого класса.

Как бы то ни было, Ван Ыок ограничила себя в желаниях, мечтах и фантазиях, потому что была слишком прагматична. Она предпочитала то, что можно доказать или подержать в руках. Реальное, осязаемое – надежный материальный мир. Физику. Химию. Искусство. Больше всего остального – искусство.

Ван Ыок положила ладони на колени и несколько раз растянула пальцы – это упражнение порекомендовал доктор, когда в прошлом году ей диагностировали травму повторяющихся нагрузок. Тогда она была невероятно подавлена этой новостью, потому что пришлось переработать содержание портфолио, которое она готовила к завершению учебной программы, и заменить свои фотореалистичные, нарисованные быстрыми мазками рисунки на настоящие фотографии. Как и барабанщики, художники очень суетливы; она скучала по ощущению карандаша в пальцах, который был словно их продолжением, и до сих пор ее ладонь дергалась из-за его отсутствия. К счастью, фотокамера тоже отлично прижилась в руке.

Раскрасневшись от воодушевления, в викторианских сапожках и сарафане в стиле ретро, мисс Бартлок предложила классу выбрать по предмету из ее коробочки с творческими заданиями.

Этот курс ставил перед ними задачу представить вещи такими, какими они могли бы быть, а не такими, какими они являются на самом деле. Позволить себе перенестись в другие места, в другое время.

Холли Бродерик рассказывала о пентхаусе своей подруги, и, видимо, это был предел ее мечтаний. Эта девица – дитя любви Ухмылки и Оскала. Половину своего времени она тратит на то, чтобы произвести впечатление, другую половину ищет, кого бы втоптать в грязь. Холли не такая красивая, как Ава, не такая богатая, как Пиппа, не принадлежит к элите, как Габи, но, черт, ей нет равных по части злорадства. Если бы Холли могла почувствовать всю неприязнь Ван Ыок, то она, наверное, сразила бы ее насмерть. Легче всего было избегать встречаться с ней взглядом, дабы не спровоцировать смертельных случаев, хотя Холли их вполне заслуживала.