Колесо Бесконечности - Марта Уэллс

Маскелль молила Предков прекратить дождь, уже три дня ливший беспрерывно, но, как обычно, Предки не слышали просьб.

Она стояла на низком холме, окруженном непроницаемой стеной джунглей, тянувшихся по обеим сторонам реки грязи, бывшей когда-то дорогой, и смотрела, как мимо медленно тащатся ярко раскрашенные деревянные фургоны. Маскелль знала, что крыши их давно не смолили, а потому внутри было едва ли суше, чем снаружи. Один из быков, напрягавших все силы, чтобы не дать фургонам завязнуть в липкой глине, громко застонал.

«Я так тебя понимаю», — подумала Маскелль.

Растим, предводитель маленькой труппы, взобрался на холм к Маскелль; в его сапогах хлюпала вода, одежда пропиталась сыростью. Остановившись в нескольких шагах, он проговорил:

— О великая защитница, зачем едем мы в Дувалпур?

— Затем, что я так сказала, — ответила, опираясь на свой посох, Маскелль.

— Ох… — Растим задумчиво оглядел фургоны, потом посмотрел на свою рубашку с полинявшей вышивкой и тяжело вздохнул.

Если бы Маскелль когда-либо давала обещания, она посулила бы ему лучшую участь. Растим смотрел на нее, подняв брови.

— Значит, нет надежды, что нам позволено будет остановиться и утонуть прямо здесь?

— Нет. Думаю, мы проедем еще немного и утонем дальше по дороге.

— Ах так, — кивнул Растим. — Ну, тогда ты сможешь взглянуть на малышку Киллии? Киллия думает, что девочке хуже.

Маскелль подняла глаза к небесам, прося у Предков терпения. Растим был ариаденцем, а этот народ никогда не сообщал плохие вести без длинного вступления, каким бы спешным ни было дело. Маскелль сбежала с холма и пошлепала по грязевому потоку.

Фургон Киллии был расписан яркими красными и желтыми геометрическими фигурами, теперь, после долгой дороги, почти скрывшимися под потеками грязи. Маскелль ухватилась за поручень задней дверцы и вскочила на подножку, еле возвышающуюся над мутной жижей. Она постучала в рейку жалюзи, и завеса немедленно взвилась вверх. Киллия протянула руку, чтобы помочь гостье подняться, и Маскелль обнаружила, что помощь совсем не лишняя: ее мантия так намокла, что неожиданно потянула ее вниз. Маскелль опустилась на скамью у входа и стала отжимать подол; глаза ее тем временем привыкали к полумраку фургона.

Под многочисленными щелями в крыше, через которые капала дождевая вода, были расставлены деревянные чаши, но по покрытому лаком полу все равно растекались лужи. Подвешенная высоко на стенках кухонная утварь дребезжала, ударяясь о пустые масляные светильники; там же были привязаны тюки с костюмами для выступлений и расписными полотнищами декораций. Дочь Киллии съежилась под грудой влажных одеял на одной из двух узких коек. Маскелль наклонилась к ней и сунула руку под одеяла. Кожа девочки оказалась горячей слишком горячей. Маскелль шепотом выругалась.

— Плохо дело? — спросила Киллия. Это была миниатюрная женщина с белой кожей ариаденки и длинными черными волосами, перевитыми лентами. Лицо ее напоминало личико фарфоровой куклы; Маскелль всегда казалось, что Киллия сама почти ребенок, однако глаза ее были глазами старухи.

Маскелль помотала головой. Становясь жрицей, она дала обет говорить только правду, но она давно нарушила все свои обеты, а у Киллии и так хватало поводов для беспокойства…

— Я схожу к реке за ивиброй — к настоящей реке, не к той, по которой плывет фургон.

Киллия слабо улыбнулась этой немудреной шутке.

— Ивибра помогает от легочной гнили?

— Ивибра помогает от любой лихорадки, не только от легочной гнили. Легочной гнили у девочки нет, — сказала Маскелль, подумав про себя: «Пока нет».

Киллию это, казалось, не особенно приободрило. Маскелль подобрала свою мокрую мантию и спрыгнула в глубокую, пропаханную фургоном колею.

Растим шел за фургоном, так что фонтан грязи окатил их обоих. Предводитель и жрица обменялись понимающими взглядами: такой уж сегодня выдался день, полный невезения.

— Раскиньте лагерь на Лужайке, если доберетесь туда до темноты. Если вас там не окажется, я пойду навстречу вам по дороге.

Растим театрально раскланялся:

— Хорошо, о великая защитница.

— Желаю удачи, Растим. — Маскелль зашлепала по грязи к темной стене джунглей.

Двумя часами позже Маскелль почувствовала, что совершенно выбилась из сил. Из-за низко нависших туч ночь под пологом джунглей наступала быстрее, и хотя широкие листья пальм в какой-то мере защищали от дождя, идти все равно было очень трудно. Из чащи, похожей на залитую зеленым светом пещеру, где тишину нарушал лишь стук капель, Маскелль наконец выбралась к реке. Она постояла на берегу, глядя на вздувшийся от дождей поток. Вода неслась вровень с берегом, опьяненная своей силой, серая, покрытая белыми клочьями пены. Река обладала собственной дикой магией, особенно теперь, под ударами дождевых капель; любая злая сила, пожелай она того, могла бы воспользоваться ею.

Какое ей дело до такой возможности! Маскелль встряхнула головой и подумала: «Вот и помни об этом!»

Ивибру, к раздражению жрицы, найти оказалось нелегко. Обычно она росла на самой опушке вдоль реки, но сейчас в обычных местах ее не было видно, и Маскелль пришлось пробираться опасно близко от края скользкого обрыва. К тому времени, когда она все-таки набрала достаточное количество целебной травы и выбралась на более надежную почву, зеленая пещера джунглей превратилась в непроглядно темную бездну.

Маскелль решила идти вдоль реки, пока не окажется ближе к дороге. Спотыкаясь, она еле переставляла босые ноги — никакая обувь и получаса не выдержала бы на такой тропе. Маскелль высоко подобрала мантию, чтобы не цепляться ею за кусты, и засунула узелок с ивиброй за пояс; грязь покрывала ее с ног до головы. Косички все время падали ей на лицо, некоторые расплелись, так что стало заметно, как много седины в темных прядях. Маскелль улыбнулась, представив себе, что подумали бы о ней при дворе, в Кушор-Ане в Дувалпуре. «Не очень-то лестными были бы эти мысли», призналась она себе. Растим прав: им так не везет, что это уже становится смешно. Может быть, Предкам наконец надоело терпеть ее выходки и они решили утопить всех, кто едет по Великой Дороге, чтобы наказать нечестивицу? Такое предположение тоже позабавило Маскелль. «Ну вот, теперь ты к остальным грехам — как будто их и без того мало — добавляешь еще и гордыню!»

Сумерки перешли в ночь, река угрожающе ревела где-то справа. Маскелль заметила впереди мерцающий огонек и заторопилась в надежде, что это окажется фактория речных торговцев и ей, промокшей и замерзшей, даже удастся выпить там кружку горячего чая, прежде чем снова пробираться сквозь джунгли к дороге. Еще лучше было бы раздобыть полбутылки рисовой водки… «Старею я», — с горечью подумала Маскелль. Что ж, в этом ничего нового не было…