Спасательный круг для любимой - Джени Крауч

* * *

Шерри Митчел была единственной туристкой на всем побережье Корпус-Кристи, штат Техас, одетой в джинсы и рубашку с длинным рукавом. А между прочим, температура в этот июньский денек приближалась к сорока градусам по Цельсию.

Правда, над ней был раскрыт большой яркий пляжный зонт, скрывающий ее от испепеляющего жара солнечных лучей. Она была родом из Хьюстона – истинная техасская девчонка – и поэтому лучше переносила жару, чем жители средних широт. Во всяком случае, туристы с подозрением косились на нее.

Под одеждой на ней был купальник – красное бикини, купленное специально для этого отпуска, – но она не могла заставить себя раздеться. Проблема заключалась в холоде, который с недавнего времени не переставал терзать Шерри изнутри. Она постоянно ощущала этот холод. И казалось, ей уже никогда не согреться.

Умом она понимала, что этот холод даже в тридцатиградусную жару – всего лишь игра воображения, продукт ее воспаленной психики. На самом деле телу не было холодно. Холод у нее в голове.

Физически с ней было все в порядке. Она прошла полный медицинский осмотр. И доктор не только объявил ее абсолютно здоровой, но и поздравил с тем, что она более благоразумна, чем многие люди ее возраста, которые сторонятся медосмотров как чумы, пока гром не грянет.

Она плотнее запахнула рубашку. Это был не просто холод. Она не представляла возможным раздеться на публике и сидеть здесь почти нагишом. Ей казалось, что одежда защищает ее хрупкий внутренний мир, не давая ему рассыпаться.

«Замерзшая» и «разваливающаяся на части». Эти четыре слова, которые она и не подумала бы примерить на себя всего год назад, теперь идеально ей подходили. Она слишком многое повидала, слишком часто общалась с людьми со сломанными судьбами. Слишком долго работала без перерыва, не давая себе отдохнуть, залечить раны.

Теперь Шерри вынуждена была взять отпуск. Потому что терзавший ее холод превращался в леденящую стужу, стоило ей взять в руки блокнот и карандаш.

И то и другое лежало рядом с ней под зонтом на полотенце, но она не притрагивалась к ним, хотя скучала по рисованию. По воплощению того, что подсказывало ей воображение, или того, что видели другие люди, как это было в недавнее время.

По ее телу пробежала дрожь. Шерри, поджав колени, обняла их руками и принялась раскачиваться из стороны в сторону.

Когда-то она рисовала каждый день, карандашом или красками на всем, что попадалось под руку: в блокнотах, на листах для компьютерных распечаток, внутри книжных обложек.

Немного повзрослев, она поняла, что существуют специальные средства для рисования и их можно купить. С тех пор ее уже никто не видел без альбома. Рисование было частью ее натуры. Все друзья знали, что Шерри постоянно что-то рисует, и давно привыкли к этому.

Зато родителей, успешных, но далеких от искусства бизнесменов, ее страсть сводила с ума. У отца и у матери были небольшие фирмы, которые они могли передать Шерри, если бы она поступила по-умному: пошла в колледж и получила соответствующее образование. У Шерри была двойная степень, но только в том, что ей по-настоящему нравилось: по искусству и психологии. Психологией она увлеклась прежде всего потому, что изучение человеческих душ помогало ей в рисовании.

За четыре года, прошедшие со дня окончания колледжа, Шерри достигла определенных успехов в мире искусства. Сильно она не разбогатела, но и далеко не бедствовала.

А два года назад она обрела призвание в судебно-криминалистическом искусстве.

Это было идеально для ее природного художественного дара в сочетании со знанием психологии. Как только ФБР стало известно, как она в этом хороша, ее взяли на полный рабочий день, иногда переходящий в ночь, и последние два года она трудилась на бюро не покладая рук. Но если бы она знала, какую высокую цену ей придется за это заплатить, вряд ли решилась бы связаться с ФБР.

Вот уже более шести месяцев Шерри не брала в руки карандаш, чтобы порисовать ради удовольствия. Последние пять месяцев она это делала только на работе, и то с трудом.

И вот в прошлом месяце, после раскрытия особо жестокого преступления, у нее начались приступы холода. Потом она, превозмогая себя, закончила еще два дела. Ее шеф в ФБР был рад, что Шерри взяла две недели отпуска. Это позволит ей «восстановиться и вернуться в строй полностью готовой к тому, что она умеет лучше всего, – выслушать жертву, нарисовать картинку у себя в голове и перенести ее на бумагу, чтобы сотрудники правоохранительных органов могли посадить за решетку очередного плохого парня».

Именно так он и выразился. Хотя его слова были слишком далеки от реальности, в которой пребывала Шерри. Как художница могла вернуться к работе, если даже теперь, окруженная невероятными красотами морского побережья, которые так и просятся на полотно, она не могла взять в руки карандаш?

Это был третий день ее двухнедельного отдыха в Корпус-Кристи. И вот сегодня она решилась выйти на улицу после того, как смотрела на море лишь из окна домика на берегу, когда-то приобретенного ее родителями, в который они так ни разу и не приехали.

Она даже дошла до пляжа. Пока этого достаточно. Может, через пару дней она зайдет так далеко, что окунет ноги в залив.

Через несколько минут она отправится на машине в центр Корпус-Кристи за своей подругой Каролиной. Они учились в колледже в Далласе, вместе посещали уроки психологии и сдружились. Каролина работала в этом городе парамедиком.

По крайней мере, у Шерри будет повод надеть юбку и блузку с коротким рукавом. Каролина волнуется за нее. И станет еще больше переживать, если в такую жару Шерри явится на встречу одетая как сейчас. Шерри не говорила Каролине, что с ней случилось, не хотела расстраивать подругу. Но та явно что-то подозревала.

Ужин и «Маргарита» на заднем дворике «Пьер 99», переделанного под ресторан пирса на Северном пляже, с лучшей подругой – о чем еще можно мечтать?

Никаких ужасов. Никакого стресса. Не надо заставлять себя рисовать. Лишь коктейли «Маргарита», легкомысленные разговоры, и все.

Джон Хаттон уже поднес ко рту сэндвич с жареной грудинкой – за последнюю неделю он успел пристраститься к местной техасской кухне, – как ему пришло короткое сообщение: «Еще одна жертва изнасилования. Мемориал».

Джон бросил недоеденный сэндвич и встал. Он оставил на столе двадцатку – хватит не только чтобы заплатить за еду, но и на щедрые чаевые официантке – и выбежал на улицу.

Больница «Кристус СПОН Корпус-Кристи» – сокращенно «Мемориал» – находилась в самом центре города. Джон прекрасно знал, где это. Но не по тому, что его снабдили данной информацией местные представители правопорядка; нет, он сам изучил карту.

Сотрудники полицейского департамента Корпус-Кристи сильно обозлились, когда к ним прислали Джона, сотрудника отдела критического реагирования «Омеги». Они тут же дали понять, что не нуждаются в его навыках поведенческого аналитика и кризис-менеджера. И это было чертовски плохо, потому что по Корпус-Кристи разгуливал серийный насильник.