Этническая катастрофа. Россия без русских? - Алексей Челноков

«Этническая миграция сегодня — это новый тип колонизации, захвата территорий и ресурсов», — эти слова произнесены отнюдь не в полемическом запале. Это трезвая оценка политической ситуации внутри России, сделанная доктором социологических наук, профессором кафедры социологии МГИМО, милой интеллигентной женщиной.

Этнические конфликты становятся неотвратимыми. Между мигрантами и коренными жителями России, преимущественно славянами, растет социальный разрыв. И те, и другие стремятся обособиться и изолироваться друг от друга, разрезать на части некогда единую территорию страны, региона, города. Местные готовы видеть пришлых только в качестве дешевой рабочей силы, но преобладающее большинство «россиян», или ¾ всего населения, не желает принимать их в качестве своих соотечественников, граждан своей страны. Признавая пользу мигрантов для экономики, «россияне» воспринимают их как некую враждебную силу, с которой связана угроза национальной безопасности страны.

И с другой стороны, этнические мигранты, оказавшись в России, не проявляют заметного желания интегрироваться, а, наоборот, демонстрируют свою этническую особость, создают, как говорят социологи, свои поселенческие, хозяйственно-экономические и культурные ареалы, формируют этнические анклавы. Так, например, в Москве выделились микрорайоны и районы (Чертаново, Бирюлево, Сабурово, Дегунино, Преображенское, Измайлово, Гольяново, Соколиная Гора, Вешняки), где доля представителей закавказских народов превышает уже 5 %.

Увеличивается число диаспор, этнических культурных центров, национальных школ и детских садов. Владение русским языком постепенно перестает быть обязательным условием комфортного существования в России, что вызывает естественное раздражение коренного населения, подрывает единство общества и, безусловно, представляет угрозу безопасности страны. Такое обоюдное стремление к обособлению и изоляции, утверждают социологи, негативно влияет на все сферы жизнедеятельности российского общества: политическую, экономическую, социальную, культурную, морально-нравственную. Но самое опасное последствие — это потенциальный социальный взрыв на этнической почве, подобный тем, что случились в Косово, предместьях Парижа, карельском городке Кондопоге. Война в Косово, погромы во Франции показывают, как сокращение численности коренного населения и одновременный рост доли этнических мигрантов (которые во втором поколении становятся коренными жителями), влияет на дестабилизацию социального порядка.

А мировая практика показывает, что миграция все реже идет в форме интеграции и все чаще ведет к обособлению. Сегодня в США из пяти китайцев четверо живут в чайнатаунах. Такая же примерно пропорция характерна для выходцев из Латинской Америки, живущих в кварталах для «латинос»; а для афроамериканцев — двое их трех. В пригородах Парижа формируются арабские резервации. Чем сильнее отличия приезжих от местных, тем больше те склонны обособляться — и тем более радикальные идеи родятся в этих сообществах (что, кстати, происходило и пятьдесят, и сто лет назад).

«Мы абсолютно реально можем оказаться в ситуации Западной Европы, где никакой интеграции мигрантов уже нет, а идет процесс замещения населения с насаждением привнесенных радикальных религиозных убеждений под идеей толерантности, давно превратившейся в идеологию диктатуры меньшинства над большинством», — отмечает другой молодой ученый из Казани, специалист по этнорелигиозным вопросам, и, кстати, этнический татарин. Он заявляет, что массовая трудовая миграция из государств Центральной Азии привела сегодня к потоку исламских фундаменталистов.

Эксперты заявляют, что особенностью молодых мигрантов является сугубо религиозная самоидентификация («мы — мусульмане»), когда национальная идентификация отходит на второй план и «демонстративная россиефобия». Радикальность их взглядов заключается в том, что они нормы шариата ставят выше российских законов и ценностей. Территория России в их понимании — это будущая часть «Великого халифата». За скобками остается тот факт, что ее еще надо захватить и решить «русский вопрос». При этом мигрантская молодежь уже не считает себя «приезжими», а акцентируют внимание на том, что они — «местные», т. е. хотят пользоваться либеральностью российских законов и порядков, чтобы распространять свои идеи, строить «халифат».

Одновременно с территориальным обособлением происходит монополизация торговли, рынков, индустрии развлечения и т. д. отдельными этническими группами. Социологические исследования, проведенные в 2012 году, показали бизнес-активность среди мигрантов в России вдвое выше, чем среди россиян. А мигрантов, которые предпринимали в последний год попытки по созданию бизнеса, вдвое больше, чем «местных» предпринимателей. И «заслуга» в создании таких диспропорций целиком принадлежит политической власти России. Более десяти лет Кремль методично строит бюрократическое государство, которое существует за счет системной коррупции и добивается стабильности с помощью подкупа национальных элит и одиозных компромиссов с окружающими ханствами.

Еще все помнят позорный обмен наркобарона, родственника президента Таджикистана, на российского пилота. Наркоторговца — родного брата мужа дочери Эмомали Рахмона — поймали в Подмосковье с девятью килограммами героина и приговорили к 9,5 года заключения. Вскоре в Курган-Тюбе, родном городе Рахмона, под издевательски надуманным предлогом — «за незаконное пересечение границы» — последовал арест экипажа российского Ан-72, перевозившего гуманитарные грузы в Афганистан. И хотя разрешение на пересечение таджикской границы имелось, безвинных летчиков упекли в тюрьму на 8,5 года. Кремль как будто забыл, что в том же 2012 году почти половину ВВП Таджикистана составили переводы гастарбайтеров — по этому показателю страна вышла на первое место в мире. И вместо того, чтобы примерно наказать маленькую восточную деспотию, Москва заключает с ней «обоюдовыгодную» сделку. Не таковы ли точно все прочие примеры решения межнациональных проблем Кремлем?!

О нежелании верховной власти России решать национальные проблемы в интересах коренного населения говорит даже лукавая официальная демографическая статистика, на которую с гордостью ссылаются президент страны и премьер-министр. Например, статистический департамент правительства насчитал, что рождаемость в России впервые с 1991 года якобы превысила смертность, и население Российской Федерации только за счет естественного прироста увеличилось на 8 тысяч человек. На самом деле подавляющее большинство русских семей как прекратили толком рожать с началом перестройки, так и не торопятся начинать заново. Количество детей на одну женщину в России остается критически низким — 1,6.

Пресловутому «демографическому взрыву» Россия обязана северокавказским республикам, Ставрополью, Калмыкии и ряду поволжских народов. «Демографическая яма» — это по-прежнему исторический центр обитания великорусской народности — Северо-западный федеральный округ и Центральный федеральный округ.

О росте рождаемости можно говорить только тогда, когда людей рождается больше, чем умирает. То, что назвали «ростом» в 2012 году, в конечном итоге, всего лишь ловкость рук статистических служб, которые получили явное задание подбить дебит и кредит, сравняв прибыль с убылью. «Оптимистические» результаты были получены оттого, что советские дети 70-х годов рождения переживали в последние несколько лет так называемую «компенсационную волну позднего деторождения». Часть тридцатилетних еще готовы запоздало завести второго ребенка, но с началом перестройки детей начали рожать все меньше — поэтому мы не успеем оглянуться, как закончится наш нынешний демографический «бум».