Мареновая Роза - Стивен Кинг

Книга посвящается Джоан Маркс

На самом деле я — Рози,

Я — Рози Настоящая.

Советую поверить мне,

Со мною шутки плохи…

Морис Сендак

Кровавый яичный желток.

Тлеющая дыра расползается по простыне,

Разъяренная роза грозит распуститься.

Мэй Свенсон

ЗЛОВЕЩИЕ ПОЦЕЛУИ

Она сидит в углу и пытается дышать в комнате, где всегонесколько минут назад было так много воздуха, а теперь его не стало совсем. Наудалении, кажущемся бесконечным, она слышит тонкий шипящий звук и понимает, чтоэто воздух, проходящий через горло в легкие и затем возвращающийся назад в видекоротких лихорадочных вздохов, но ощущение, что она тонет прямо здесь, в углусобственной гостиной, не исчезает. Она, не отрываясь, смотрит на разорванныеостанки книги в мягкой обложке, которую читала, когда вернулся домой муж.

Впрочем, ей наплевать. Боль слишком сильна, чтобыволноваться из-за таких мелочей, как дыхание: как отсутствие кислорода ввоздухе, которым она пытается дышать. Боль поглотила ее целиком, подобно тому,как кит, согласно Святому писанию, проглотил святого Иону, не желавшего брать вруки оружие. Она пульсирует, как отравленное солнце, засевшее глубоко в еетеле, в самой середине, в месте, где до сего дня было лишь спокойное ощущениезарождающейся новой жизни.

Память подсказывает, что до сих пор ей не доводилосьиспытывать боль, подобную этой — даже тогда, когда в тринадцатилетнем возрастеона резко повернула руль велосипеда, чтобы не провалиться в открытыйканализационный люк, и упала, ударившись головой об асфальт и заработав ранудлиной ровно в одиннадцать швов. От того падения остались яркие воспоминания осеребристой вспышке боли, за которой последовало усеянное звездочками темноеудивление, оказавшееся на самом деле короткой потерей сознания… но та боль нешла ни в какое сравнение с теперешней. Это какая-то агония. Рука, прижатая кживоту, ощущала прикосновение к плоти, больше не похожей на плоть; казалось,что ей вспороли живот сверху донизу и заменили живой растущий плод раскаленнымкамнем.

«О Господи, пожалуйста, — думает она. — Умоляю тебя, сделайтак, чтобы с ребенком все было в порядке».

Но сейчас, когда дышать стало чуть-чуть легче, она начинаетпонимать, что с ребенком не все в порядке, что, по крайней мере, об этом-то онпозаботился. Когда находишься на четвертом месяце беременности, ребенокпредставляется скорее частью тебя самой, нежели чем-то отдельным, а когдасидишь в углу и к твоим потным щекам прилипли пряди мокрых волос, а внутритакое ощущение, будто ты проглотила горячий обломок скалы…

Кто-то или что-то — запечатлевает зловещие скользкие поцелуина внутренней стороне ее бедер.

— Нет, — шепчет она. — Нет. О Господи, умоляю тебя, Господи,милый Боже, Господи, умоляю тебя, нет.

«Пусть это будет пот. Пусть это будет пот… или, возможно, яобмочилась. Да, скорее всего, так оно и есть. Мне было так больно после того,как он ударил меня в третий раз, что я обмочилась, даже не заметив. Все верно».

Только это не пот, и на самом деле она не обмочилась. Этокровь. Она сидит в углу гостиной, глядя безмолвно на четвертованную книжку,часть которой валяется на диване, часть под кофейным столиком, и ее чревоготовится извергнуть плод, который вынашивало до этого вечера без малейшихжалоб и каких-либо проблем.

— Нет, — стонет она, — нет, Господи, прошу тебя, пожалуйста,скажи «нет».

Она видит тень своего мужа, искаженную и вытянутую, каксоломенное чучело или тень висельника, танцующую и дергающуюся на стене запроемом двери, ведущей из гостиной в кухню. Она видит другие тени: телефоннаятрубка, прижатая к уху, длинный, скрутившийся в штопор шнур. Она даже видит,как его пальцы перебирают завитушки шнура, распрямляют их, зажимают намгновение и затем отпускают, и телефонный шнур снова закручивается в спираль,словно не в силах сопротивляться плохой привычке.

Сначала она думает, что он звонит в полицию, Смешно,конечно, ведь он сам полицейский.

— Да-да, это срочный вызов, — говорит муж в трубку, — Хватитморочить мне голову, красавица, она беременна. — Он сосредоточенно слушает,пропуская колечки телефонного шнура сквозь пальцы, а когда снова начинаетговорить, в голосе слышатся едва заметные нотки раздражения. Однако этогослабого раздражения достаточно, чтобы ее наполнило чувство нового ужаса, а ворту появился стальной привкус. Кто осмелится сердить его, перечить ему? Неужелинайдется хоть один человек, способный на это? Только не тот, кто его знает,особенно с той стороны, с которой знает его она. — Ну конечно, я не будутрогать ее с места, неужто вы принимаете меня за полного идиота?

Ее пальцы заползают под платье и карабкаются вверх по бедрук промокшей горячей материи трусиков. «Пожалуйста, — молит она. Сколько размелькнуло это слово в ее голове с того момента, когда он вырвал из ее руккнижку? Она не знает, она просто повторяет его снова и снова. — Пожалуйста,пусть жидкость на пальцах окажется чистой. Пожалуйста, Господи. Пожалуйста,пусть она будет чистой».

Но когда она извлекает руку из-под платья и поднимает ее кглазам, то видит, что кончики пальцев красные от крови. Она смотрит на них, и вэтот момент по всему телу лезвием бензопилы пробегает удушающий спазм. Ейприходится стиснуть зубы, чтобы сдержать крик. Она знает, что кричать в этомдоме не стоит.

— Да плевать мне на всю эту чертовщину, просто пришлите сюдамашину! Да побыстрее!

Он с грохотом швыряет телефонную трубку на рычаг. Его теньувеличивается, качается, слегка подпрыгивая на стене, а затем он появляется вдверном проеме и останавливается, глядя на нее. Его румяное красивое лицоабсолютно спокойно. Глаза на этом лице столь же бесчувственны, как осколкистекла на обочине пыльной сельской дороги.

— Нет, вы только посмотрите, — говорит он, разводя руки встороны и затем снова роняя их со слабым хлопком, — Вы только посмотрите наэтот беспорядок.

Она протягивает к нему руку, показывая окровавленные кончикипальцев, — на большее она не отваживается, чтобы не подумал, будто она обвиняетего.

— Я знаю, — произносит он, словно понимание все объясняет,словно благодаря его пониманию все случившееся обрастает разумным, рациональнымконтекстом.

Повернувшись, он смотрит на расчлененную книжку. Подбираеткусок с дивана, потом наклоняется и достает второй из-под кофейного столика.Когда он выпрямляется, перед ее глазами мелькает обложка с изображенной на нейженщиной в белом сарафане, стоящей на носу корабля. Ветер мелодраматичноразвевает ее рыжие волосы за спиной, обнажая сливочные плечи. Название —«Несчастное путешествие» — выдавлено ярко-красными блестящими буквами.