Машка, или Ключи от счастья - Людмила Сурская

Жизнь гоняет нас по кругу. Зиму сменяет весна. Весну лето. Лето осень и опять планета пошла на новый виток, и так год за годом. День торопит ночь, солнце, заходя, тянет за собой звёзды и луну. Дождь когда-нибудь даже затяжной кончается, выпуская из плена радугу. Мы привыкаем и понимаем, что по-другому просто не будет. Так и будем крутиться, как на карусели, от рождения до смерти. Почему в природе всё размерено, рассчитано, в общем, кругом правильно, а человеческая жизнь сплошная аномалия. Разве не так?

Зима — снежок, морозец, кусающий нос и щёки и, конечно же, сказка для любого возраста Новый год. Дед Мороз с мешком подарков и чудесной девочкой Снегурочкой перетягивает всех. Детвора за одно это уже любит зиму, а если ещё обломились поездки на лыжах или посчастливилось разбить нос, катясь с горы, — вообще красота. Ёлка перевешивает холод и неудобства многочисленной одежды, нанизанной на каждом.

Весной — весёлое солнце, звонкая капель, хрупкие льдинки на лужах с упрямством, и мужеством борющиеся за жизнь первые цветы — подснежники. Именно весной, словно просыпаясь вместе с природой, кружит головы любовь.

Летом — жара, подставленные под загар спины, земляника, ромашки и сплошные отпускные удовольствия.

Осень, что с неё взять, она и есть осень. Холодное солнце, умирающая листва, ни цветов, ни любви. Грязь. Дождь.

Шальной осенний ветер кружил сорванные листья и оборванные детворой, ради забавы, объявления и рекламные плакаты, бросая их под ноги. Рваные пакеты носились по улицам, надуваясь грязными воздушными шариками. Дождём холодным сыпала осень по разноцветным зонтам, согнутым плечам и сгорбленным спинам торопящихся убежать от непогоды людей, не глядя под ноги расшвыривающих, безжалостно топча этот некогда яркий, а теперь унылый ковёр. На улицах куда не глянь стоят лужи воды. Солнце чуть подёрнуто туманной пеленой. Почему-то именно эту пору тоска выбрала для своего пира, змеёй вползая в душу, болью и безнадёжностью, сжимая сердце, питая подушку горючими слезами. Безумно хочется остановить этот сумасшедший листопад. Наполнить жаром и огнём солнце, каким-то чудом вернуть красоту деревьям, траве, перекрасить всё яркими красками жизни и непременно распустить цветы. Если б Земля, имея такой запас любви, могла это делать, мы бы точно любили на всю мощь. Стараясь во всю силу раскалить солнце, высушить холодные лужи на дорожках и распустить подснежники. Но хозяйка осени — тоска — опутывает всё своей крепкой паутиной, сомнения на стороже, и мы понимаем, что это тупиковый вариант. Нельзя затормозить или пустить вперёд часы, отмеряющие наше время, как бы нам не хотелось увидеть ландыши в октябре. Они раньше конца апреля или начала мая не появятся. Жизнь не сказка. Что, интересно, им снится под таким плотным ковром из осенних листьев, укрывших их на зиму? Похоже, весна, солнышко, а может девушка, которой со словами любви подарят их. Листопад при любом раскладе полыхнёт и уйдёт в бытиё. А голенькие деревья будут ждать нового наряда, чтоб прикрыть свою незащищённость и наготу. Первый щедрый снежок накинет на них кокетливые шубки. Белые краски закрасят опавшую в грязь листву и выбелят дорожки. Нарисует мороз свои сказочные узоры на окнах, скуёт сердца и заморозит души. Всё опять будет спать, поклёвывая носом до весны. Но это потом, а пока кружит по улицам листья ветер и безжалостно поливает мерзкий, плюхающий крупными холодными каплями дождь.

Две девчонки, прижавшись друг к дружке, бежали под одним зонтом. Лужи фонтаном разлетались из-под их высоченных каблуков. Мерзкий, холодный дождь не испортил их настроения. Барышни, без умолку болтая, даже не замечали его, треща о своём девичьем, сокровенном. О чём могут стрекотать так девчонки, не видя луж и брызг, разлетающихся на плащи, тут и думать нечего, только о любви и об успехах. Все любят ругать девичью дружбу. Эти две готовы поспорят на что угодно — те, кто так говорят, совершенно ничего не понимают. Юля и Маша. Они росли вместе в одном дворе, ходили в один садик, одну школу и даже в один класс, высиживая уроки за одной партой. Летом их запихивали в один пионерлагерь. Ничего удивительного: родители работали до развала Союза на одном предприятии и были очень дружны, а теперь занимались одним бизнесом. Что поделаешь, жизнь разделилась на два цвета, до развала — красный и после — полосатый. Когда-то смешно было слушать стариков с их "до революции" и "после революции" и вот допрыгались сами до этих "до" и "после". У нас нет просто истории, непременно добегаем до чего-то и бросаемся на амбразуру. И почему в нашей стране непременно так? Но всё уже решили и свершили без нас, так что остаётся только принимать мир таким, каким он есть. Давно закончена школа, а девчонки так и не потеряли дружбы. Щебеча под зонтом подружки, похоже, радовались даже непогоде. Их объединяли детские годы и почти родственные отношения. Девчонки наряды умудрялись носить одинаковые — так им хотелось. Что их отличало, так это характеры и, пожалуй, ещё талант. Юля имела хорошие голосовые данные, подавая в плюсе с "баксами" отца большие надежды, а Машка — нет. Девочка пыхтела с удовольствием только над изучением языков, на большее, к великому сожалению её мамы, она не тянула. Певица, музыкант, художник или, тем более, фигуристка с гимнасткой, куда её тоже пытались засунуть, из неё не получились. Отчаявшись найти у дочери хоть какой-то талант и пристроить в творческие круги, мама махнула рукой на несказанно обрадованную Машку, и та, облегчённо вздохнув, стала жить своей серенькой жизнью, болея и страдая за бурлящую успехом да страстями Юлю. С замиранием сердца, слушая песенку о том, что журавлик в небе лучше синицы в руке, она не горевала. В заоблачных высях не летала. Что ж тут поделаешь, если такая родилась серая, хотя лично ей и так не плохо. Её удел знания. У Юлии- чувства. Кто тут прав? Никто. Маше хорошо было с книгами. И взбалмошную непоседу Юлю она тоже любила и никогда не выискивала в ней недостатки. Не завидовала. Для подруги модные и дорогие композиторы писали песни, на отцовские щедроты снимались клипы, устраивались выступления в престижных залах. Крутило талантливую мордашку и ТV. Для малой куклы это с головой. Мама Маши, глядя на всё это, страдала, промокая слёзки на плече мужа за своё бесталанное чадо, но с природы спроса нет, какое родилось, такое и люби. В двенадцать Юлька со всем этим музыкальным свистоплясом влюбилась. Стрела впилась в танцора из её же подтанцовки. Отобранный туда бдительной мамочкой студент-первокурсник Максим, стал её головной болью, даже не подозревая о таком несчастье. Девчонка бегала за ним хвостиком, заглядывая в рот и глаза. Но не тут-то было. Парень малышку в цель свою не забивал. Чихал на её чувства, а она жестоко страдала. Случается и так. Народ вокруг, видя такое дело, посмеивался и был прав — детсад. Но куда деться от этого, случилось и смейся не смейся, а ничего с таким винегретом не поделаешь. Рослый, хорошо сложенный парень, естественно, не принимал её в серьёз. Ребёнок есть ребёнок, что с него возьмёшь. Тем более то был ребёнок людей на которых он работал. Они платили ему зарплату. Танцы для него, это всего лишь способ подработать к стипендии. Когда-то ещё в школе мама заставила его заниматься под прессом, а сейчас это помогало иметь подработку. Юлька безмерно мучилась, но вырасти быстрее своих календарных лет, не могла. Предмет её любви и восторга делал ей, как малышке ручкой, не желая воспринимать всерьёз. И против этого тоже не попрёшь. Жизненный цикл неизменен, зеркало отражало маленькую девочку и всего лишь. "Но почему всё так неправильно и несправедливо? — страдала Юлька. — Ведь к тому времени, когда я подрасту, он будет женат". Ей объясняли, что те, кому так сегодня она завидует и с которыми, не жалея, готова сию же минуты поменяться бы годками в той её взрослой жизни, будут зрелыми тётками. Но что ей её будущее, когда Максим в этой, и Юлька отдала бы всё за годочки, чтоб быть вровень с ним сегодня. Машка искренне жалела подругу, сочувствовала ей, но годков добавить не могла. А вообще-то, Машка относилась к этому, как к кино. Какая любовь, когда куклы они с Юлькой ещё рисуют, выдумывая и вырезая к ним наряды и всё такое прочее. Нет, Маша понимает, что она та любовь есть, но у взрослых. С ними хотя бы всё понятно, объяснимо и вздохи, и поцелуи, и слёзы. Словом "ля-ля", "лю-лю", как в кино, а тут у Юльки годочков — смех один. Но перечить подруге Машка не хотела. Пусть страдает. Может, это игра у неё такая. Творческая натура, их просто так не понять. Всхлипывания и вздохи дочери не прошли мимо глаз её мамочки. Юлька постаралась всё отрицать, ни в чём таком секретном не признаваясь, но сведущей женщине не составляло большого труда докопаться до истины и понять природу нервозных скачков в поведении дочери. Максима, недолго думая, выперли из танцгруппы, тем самым, лишив заработка. Сколько он не убеждал о своей непричастности к Юлькиным соплям, это мало кого интересовало. Рисковать никто не собирался. Юлька после таких родительских контрмер совсем пала духом. Машка была единственной отдушиной, кому она могла часами рассказывать о Максиме. Как гуляла с ним по парку, каталась на аттракционах и лакомилась мороженым. "А что, интересно, ещё могла она с ним делать", — думала Машка, бестолково поглаживая подружку по голове. Она никак не понимала её чувств, твердя одно: