Ради любви - Элейн Барбьери

Англия, Лондон, февраль 1772 года

От стоявшего вокруг зловония перехватывало дыхание. Повозки, грохоча по булыжной мостовой узких улочек, катили через нищенские кварталы предрассветного Лондона. Справа и слева бесконечной чередой тянулись дома — развалюхи. Нависающие верхние этажи домов превращали улицы в мрачные туннели. В них стоял неимоверный смрад от сточных канав, переполненных гниющим мусором и вонючими отбросами. Зловонный хлам мог вывалиться на голову в любой момент. В полутьме нагло копошились жирные коричневые крысы, выискивая лакомые кусочки в отвратительных кучах. Вороны с хриплым карканьем в нетерпении ждали рассвета, чтобы присоединиться к пиршеству.

Угрюмая сырость, пробирающий до костей холод, тошнотворная вонь и безнадежная нищета лондонских трущоб — вот что сопровождало Джиллиан Хейг на пути в порт. Борясь с внутренним отвращением и подступающими слезами, девушка устало прикрыла глаза. Эти несколько миль казались бесконечными.

Все началось — несколько часов назад, когда вечернее небо усеяли ярко сияющие звезды, а высоко над головой неподвижно повисла большая полная луна. За спиной Джиллиан громко захлопнулась дверь, и лязгнул задвигаемый засов. Она со вздохом облегчения шагнула на улицу и присоединилась к остальным. Их загнали в одну из ожидавших повозок, и вереница колымаг снова тронулась в путь, объезжая местные тюрьмы. Но чувство облегчения продержалось недолго. С каждой остановкой в повозку набивалось все больше и больше отправляемых на поселение каторжников, и вскоре Джиллиан уже просто не могла пошевелиться. Злой зимний ветер безжалостно пронизывал ледяным холодом сгрудившихся в повозках людей.

Невнятные ругательства, которые становились все громче после каждой остановки, резко оборвались, когда впереди показалась быстро текущая Темза. Повозки приближались к Лондонскому мосту. Вид длинных пик, на которых торчали окровавленные головы казненных, на время заставил всех замолчать.

Джиллиан горделиво вздернула подбородок и, крепко сжав дрожащие губы, с трудом сглотнула. В ней поднимался хорошо знакомый гнев. От нее не дождутся и намека на слабость, которая может лишить ее самообладания! Она не преступница, как остальные, и не намерена вести себя, как они!

Джиллиан обернулась на звук сдавленного рыдания за спиной и встретила горестный взгляд таких же, как у нее, прозрачно-голубых глаз. Она всмотрелась в милые знакомые черты, тонкое девичье лицо обрамляли белокурые волосы, переливающиеся серебром в предрассветном сумраке. Но такие же, как и у нее, изящной лепки скулы были мокры от слез и бледны, несмотря на обжигающий ледяной ветер.

В горле у Джиллиан снова встал комок. Дотянувшись до руки сестры, она крепко сжала ее и сумела выдавить ободряющую улыбку.

— Не бойся, Одри. Помнишь, папа всегда говорил, что нельзя поддаваться страху. А те головы, что мы увидели там… — при упоминании о жуткой картине Джиллиан гордо вздернула подбородок, — это просто еще один признак варварства, ставшего частью человеческой жизни, бесчеловечного отношения людей друг к другу. Это реальность, Одри, реальность, с которой папа боролся каждый день всю свою жизнь. Это символ того, что нас научили презирать. Мы не можем отвернуться, потому что должны смотреть всему этому прямо в лицо и показать, что мы не боимся. Мы должны…

— О Джиллиан, — с дрожащих губ Одри сорвалось рыдание. — Мне страшно.

Джиллиан оборвала свою неспешную тираду. О чем еще всегда говорил их мудрый отец? «…Мои дочки, как две чудные кошечки, если одна уже довольна тем, что помурлыкала, то вторая все ищет, как бы порычать…»

Папа, папочка…

Как всегда, желание помочь сестре придало Джиллиан сил, и она еще крепче сжала руку Одри. Девушка успокаивающе зашептала, и слова шли прямо из сердца:

— Не волнуйся, Одри. Не волнуйся. Я с тобой, дорогая. — Отзвук негромких слов Джиллиан давно уже растаял в воздухе, а повозки все катили и катили в сторону моря.

Утром похолодало еще больше, и настроение у него окончательно испортилось. Еще немного, и пристань будет кишмя кишеть людьми, нетерпеливо ожидающими скорого прилива. Но перспектива предстоящего отхода «Воина зари» отнюдь не радовала капитана Дерека Эндрюса.

Дерек бросил короткий взгляд на темное, угрюмое небо. Налетевший порыв ветра качнул палубу, и капитан, покрепче упершись ногами, повернулся в сторону моря. Черты его лица были строги, взгляд холоден. Был он высок ростом и явно недюжинной силы. Чувствовалось, что тяжелая физическая работа для него не пустой звук. Одет он был во все черное. Этот цвет являлся единственной его уступкой тому потаенному уголку души, где жила тягостная тьма.

Начало светать, но суровость не исчезла с лица капитана. Напротив, чем дольше он вглядывался вдаль, тем больше и больше хмурился. Клубящиеся у горизонта свинцовые тучи не сулили ничего хорошего. Когда же он повернулся лицом к пристани, то густые черные брови, сошедшиеся на переносице, ясно свидетельствовали о том, что творится у него на душе.

Проклятие! Даже долгая ночь, проведенная в постели с Пэгги, одной из лучших портовых шлюх, не умиротворила его. И не то чтобы рыжая девка не старалась. Она делала все, что могла, и даже больше, и к утру выдохлась напрочь, но мысли и сердце его так и остались далеко от ее прелестей.

По-прежнему сурово хмурясь, Дерек припомнил вкус мягких губ Пэгги, то, как расчетливо она целовалась, будя его сладострастие. Припомнил и то, как ее опытный рот томительно медленно и неуклонно сползал все ниже и ниже по его груди и животу, пока наконец не вобрал в свою жаркую глубину ту часть его тела, что, несмотря на его витание в облаках, была тверда и полна вздымающей силой.

Пэгги была исполнена решимости подарить ему наслаждение. Это ясно читалось в ее глазах, полных искреннего чувства. Его догадку подтвердили неуверенные слова, что чуть слышно прошептала девица, когда он, прощаясь, спросил о цене. Но Дерек не позволил себе расчувствоваться. Слишком дорого стоило ему знание, что сказанные в порыве страсти слова частенько забываются, а самые красивые губы играючи могут произнести отвратительную ложь. Его понимание истинной природы прекрасного пола никак, однако, не влияло на желание вкусить сладостных плодов… И Пэгги была щедро вознаграждена.

Громкий крик с нижней палубы вернул Дерека к действительности. Предстоящее плавание было ему совсем не по вкусу. Если бы на обратном пути в Англию на них не налетело два жесточайших шторма — посланца злой судьбы, нещадно истрепавших судно. «Воин зари» выдержал бы непогоду и прибыл в порт в целости и сохранности. Но все получилось ровным счетом наоборот. Товар, которым набили трюмы в благодатной Пенсильвании, — пшеница, мука, печенье, сливочное масло, всевозможные копчености и бочки знаменитого пенсильванского яблочного сидра — был залит водой, хлеставшей из бортовой пробоины. Корабль чудом остался на плаву и с трудом дошел до Лондона. Это доказало надежность судна и мужество его команды. Но пиррова победа обернулась полным крахом для капитана, ставшего законченным банкротом.