Иванова, на пересдачу! - Татьяна Новикова

— Иванова! Вы читали то мракобесие, которое скопировали из интернета?

Станислав Измайлов зыркнул на меня с такой жалостью, будто на моем лбу было написано: «Больна на всю голову и лечению не подлежит».

— А что не так?

Я с сожалением оторвалась от тетрадки. Эх, такой узор красивый получался, без единого отрыва ручки от бумаги. Теперь уже не повторю.

— «Полная версия реферата доступна после оплаты», — зачитал он с расстановкой. — Иванова, кому заплатить, чтобы я ознакомился с полной версией?

Братья по несчастью — всего нас в кабинете сидело семеро — нервно хихикнули. Углубленный сопромат не давался нам от слова совсем. Шла пятая пересдача. Шестую я не переживу, потому что уже не знаю, что выдумать и где скачивать. Без вариантов. Или беру экзамен штурмом, или отчисляюсь.

Профессор показательно выбросил мою курсовую работу в мусорное ведро, что стояло под его столом, и открыл следующую. Кажется, всё-таки отчисляюсь.

— Семенов, вы не сдадите предмет, если будете продолжать писать «РастЕжение». Ещё и «металлов» через одно «л». Свободны.

Миша Семенов, добродушный увалень, без претензий встал и направился к выходу, помахав нам на прощание ручкой.

— Иванова, вы тоже можете идти, — буркнул преподаватель-тиран, вчитываясь в работу следующей жертвы.

Эх, а ведь когда-то он мне нравился. Помню, как началась первая пара, и в кабинет вошел симпатичный мужчина в костюме. Я мельком сделала его фото и отправила подружке. Смотри, мол, какой лапочка. Не старый ещё, лет тридцати пяти. Легкая небритость, выразительный взгляд, идеальная осанка. А главное — и не скажешь, что преподаватель.

Вскоре оказалось, что он не лапочка, а высокогорный козел, который влюблен в свой сопромат по уши. Не удивлюсь, если он спит с ним ночами в обнимку.

Фу, блин.

— Не, я, пожалуй, останусь, — сказала тихонечко.

— А смысл? — Станислав Тимофеевич склонил голову набок. — Дайте определение второй теории прочности.

Мамочки. А что, была ещё и первая?..

Я оглянулась на братьев по несчастью, но те потупили взоры и не высовывались. Авось их минует взрывная волна преподавательского гнева.

— Иванова, как вы доучились до третьего курса? — вздохнул Измайлов, когда молчание непростительно затянулось.

Как-как. С трудом, слезами и в постоянном страхе быть отчисленной. Как ещё может учиться единственная девушка на потоке? Я-то по наивности считала, что у меня будут привилегии, ибо мальчишки падут ниц перед моим очарованием.

Ага, ща.

Меня в первый же месяц окрестили «своим парнем», поэтому в качестве девушки не расценивали и помогать отказывались.

— Просто мне не дается сопромат, — произнесла с вселенской тоской. — Я очень стараюсь, но всё впустую.

— Стараетесь? Неужели? Ну-ка, посмотрим.

Он схватил мой конспект быстрее, чем я среагировала, и раскрыл на середине. Ох, зря, потому что ведение тетрадей никогда не было моей сильной стороной.

— Изгиб — это вид деформации, при котором происходит… А дальше многоточие. Вас не хватило даже на определение изгиба? — он перелистал страницу. — О, стишки пошли. Туманным вечером в саду я встретил девушку одну… А продолжение? Что ваш герой натворил с этой девушкой?

— Отдайте! — Я покраснела до кончиков волос и вскочила из-за парты.

Опрокинутый стул бухнулся на пол с грохотом. Я подлетела к Измайлову, но садист не прекращал зачитывать выдержки из моих записей. Язвил. Наигранно восхищался.

Ах, так?!

Я кинулась на него, вереща как ободранная кошка, пытаясь вырвать тетрадь.

— Иванова, вашу…

Измайлов не удержался на ногах, и мы оба полетели вниз. Ребята поднялись с мест, но помощи не предлагали. Так и стояли, раскрыв рты от изумления. Кто-то потянулся за мобильным телефоном.

А я сидела верхом на профессоре и думала, что экзамена мне не видать. Причем никогда.

— Иванова, — очень ласково, почти нежно. — Встаньте, будьте добры.

Ноги, как назло, не слушались. Вообще. Никак. Я помотала волосами, мол, извините, Станислав Тимофеевич, не судьба. Сегодня вы будете проводить занятия в позе наездницы.

Внезапно сильные руки очутились на моей талии. Горяченные такие руки, знающие, как правильно трогать девушку. Да и сам по себе Измайлов оказался не рыхлым, а очень даже накаченным. Приятно подержаться.

Ой…

Руки подняли меня резким движением, и профессор смог выползти на свободу. Мне помог подняться однокурсник, Серега Кошелев, потому что ноги продолжали разъезжаться как у коровы на льду.

— Иванова! — рыкнул Измайлов, отряхивая глаженую рубашку. — На пересдачу! Без нормальных лекций не возвращайтесь! И если ещё раз…

Дважды повторять не пришлось. Мой личный деспот не успел договорить, а меня уже и след в кабинете простыл. От греха подальше, пока он не подал в суд за членовредительство.

Уф. Отделалась малой кровью.

Или нет?..

* * *

— Поздравляю!!! — завопила Иришка Шевченко, когда я понуро вползла в комнату.

Мы делили скромные десять квадратных метров на двоих с подругой вот уже три года. Сначала нас было четверо, но девочки не выдержали моего дурного характера и ночных посиделок Иришки со всеми парнями общаги по очереди. Комендант общежития поставила нас перед фактом: или платим за четверых, или ищем себе новых соседок.

Нам понравилось ощущать себя барынями.

— Не с чем поздравлять, я завалила.

Плюхнулась на скрипучий матрас и уставилась в потолок с безысходностью.

— Опять? — огорчилась подруга. — Даша, как ты умудряешься это делать?

Она была настоящей красавицей. Низкорослая блондинка с третьим размером груди. Есть, на что полюбоваться. Ни единого лишнего килограмма. Точеная талия. Васильковые глаза, обрамленные пышными ресницами. А пухлые губы… мне кажется, пацаны залипали на них часами.

И для сравнения я — жердь, обтянутый в джинсы. Такие слова, как грация, стиль, умение себя подать, были мне незнакомы. Я не красилась, куталась в свитера и никогда не делала ставок на внешность.

— Да вообще глупая ситуация получилась, — пришлось поделиться с Иришкой масштабами катастрофы.

Вскоре подруга ржала как конь, всхлипывая от смеха, а я пасмурно поедала припасенный с утра бутерброд.

— Ну и как тебе профессор… на ощупь? — улыбнулась Иришка, гаденько подмигнув.