Расклад на любовь - Ксения Каретникова

— Господи, что с тобой? — я буквально застонала, увидев Вовку на пороге квартиры. И было от чего…

Красивое миловидное лицо брата знатно подпорчено: уже проявляющийся фингал под левым глазом, на правой щеке ссадина, губа разбита.

Пустила его в квартиру и тут же рванула к шкафу напротив ванной за домашней аптечкой. А Вовка прошел на кухню, плюхнулся на угловой диван. Небрежно потрогал губу и поморщился.

Я поспешила к нему, не забыв прихватить упаковку ватных дисков. Сдобрила сразу несколько штук перекисью и начала обрабатывать брату лицо. Вова дергался, жмурился, ойкал и айкал, пытался отобрать у меня диск, но я злобно шипела на него, продолжая обрабатывать.

В голове крутились вопросы, которые мне хотелось задать. Но, зная брата, я не стала. Захочет и решится — сам расскажет.

И вскоре это случилось.

— Все, Ляля, приплыли… — произнес он виновато.

Насторожилась, чуть отстраняясь. После чего попыталась поймать Вовкин взгляд, но он его старательно отводил.

— Что случилось? — произнесла, а сердце в груди ухнуло вниз, как в предвкушении чего-то страшного.

— Вчера нам пригнали тачку, на ТО… — начал брат. Сердце опять ухнуло. Ненавижу я этих железных коней с тех самых пор, как по их вине погибли родители. А брат, как назло, решил связать с ними жизнь, отучился на механика и пошел работать — "лечить" эти треклятые тачки. Как я возмущалась, но у Вовки, видите ли, страсть. А у меня теперь лишний повод для беспокойства. — Ты бы видела эту красотку…

Передернулась. Ничего ни в одной из них я красивого еще ни разу не видела. Груда металла, просто покрашенная краской.

— Конти Бентиненталь, оранжевое чудо, двухдверное 4-местное купе, класса люкс, между прочим, двигатель шесть литров, разгон до ста километров за четыре с половиной секунды…

— И? — закатила я глаза, ведь вся эта характеристика мне ни о чем не говорила.

— Хозяин оставил нам ее на сутки, мы с Серым изучили ее от и до, не каждый день нам такие тачки пригоняют… Нормально все с тачкой, да, не новая уже, но в идеальном состоянии.

— И? — опять рявкнула я. Ненавижу, когда брат вот так, заходит издалека.

Он вздохнул. Печально и удручающе, а потом выдал:

— Не сдержались мы с Серым. Решили прокатиться…

Здесь мое сердце уже не ухало. Здесь оно замерло, а потом забилось как в припадке.

— Короче, разбили мы красотку. Точнее я разбил, когда несся на ней обратно в мастерскую. Не заметил отбойник. Тачка зверь, а зверя нужно сперва приручить…

— И что теперь? — ахнула я, плюхаясь попой на стоящую сзади табуретку.

Вовка вновь вздохнул, покосился в окно.

— И теперь я должен хозяину три ляма.

Мне показалось, что я ослышалась.

— Сколько?!

— Три миллиона наших деревянных. И это с учётом того, что тачка не новая. Типа пошли на уступки.

В голове укладывалось все с трудом. Ну, звездец же! Только этого нам не хватало. Три миллиона!

Посмотрела на брата с прищуром. Нет, он точно не врёт, но…

— Стоп, — я тряхнула головой, — разбил ты тачку вчера, так? А синяки сегодня откуда?

— Это они, дружки хозяина, мне так доходчиво сегодня объясняли… сколько и к какому сроку я должен вернуть.

— И какой срок?

— Месяц.

— Звездец полный! — выпалила я, уставившись на брата. — И где ты возьмешь такие деньги?

Он пожал плечами.

— Я тебе помочь не смогу, сам знаешь, до сих пор выплачиваю кредит на твой, между прочим, военный билет!

Вовка почесал за ухом, а потом, посмотрев на меня глазами кота из Шрека, произнес:

— Может, продадим квартиру?

Мои ресницы многократно запорхали в воздухе:

— Ты с ума сошёл? А жить где мы будем?

— Продадим, деньги поделим, а там каждый пусть сам решает, что со своей суммой делать.

— Бабушка полжизни горбатилась на эти квадратные метры, а ты… ты… Мы же договаривались с тобой, что продавать ее ни за что не будем.

— Ну видишь, какая ситуация? — рявкнул он.

— А кто виноват? — рявкнула я в ответ. — Какого хрена ты вообще взял чужое?! Знала же, что от этих тачек лишь зло. Еще прабабушка нам говорила, помнишь? Беда от металла…

— Ой, глупости, Ляль… — отмахнулся брат. В способности, которые были у бабки нашей мамы, Вовка не верил. А вот зря. Она ни разу не ошиблась. Даже дату смерти своей предсказала.

— Короче, — я резко встала, — ничего продавать мы не будем. А ты встреться с ними еще раз, объясни все…

— Ты хочешь, чтоб они меня вообще убили? — чуть ли не фальцетом заверещал братец.

— Должников, Вовка, не убивают. Иначе кто им деньги вернёт?

— Родственники, — фыркнул брат, — меня грохнут, а на тебя насядут…

Жар прокатился по телу, а позвоночник словно ледяным дыханием обдало.

— Что это за люди такие, кто он, этот хозяин тачки? — почему-то шёпотом поинтересовалась я.

— Сынок одного влиятельного чела.

— Так, может, к его отцу обратиться? — предложила я, а потом вспомнила про тех, кто нас оберегать должен: — Нет, в полицию! Пусть все по закону…

— Мне ясно дали понять, — брат указал пальцем в свой синяк под глазом, — чтобы я молчал. Это лицо мне раскрасили, а вот по рёбрам били без следов.

Аплодисменты. Как же я их люблю.

А еще цветы. Много-много цветов.

Сегодня и того, и другого было избытком. Еще бы, мы заканчиваем сезон. Люди в последний раз пришли посмотреть этот спектакль.

Я люблю свою работу. Ей я грезила еще с детства, примеряя на себя роли. В театральный, наш местный, поступила без проблем. Меня хвалили, но особо не выделяли. После распределения попала сюда, в театр "МодерНик", и он считается лучшим в нашей области. Я была горда собой и с энтузиазмом втянулась в работу. Увы и ах, больших денег за свой творческий труд я не получала, но зато получала удовольствие.

А сейчас… мне ужасно грустно расставаться с моей героиней. Прикипела я к ней, даже родство ощущала. Мы с ней кое в чем похожи.

Но еще грустней будет чуть позже. Мы не только прощаемся со спектаклем, но и провожаем сегодня на пенсию нашего художественного руководителя, талантливого режиссёра и просто хорошего человека. Он мне даже заменил отца в свое время. Но устал Михаил Сергеевич, сильно осунулся, заметно постарел. Пора ему на заслуженный покой. И так почти десять лет переработал.