Чужой: Завет. Начало - Алан Дин Фостер

Они все умирали и ничего не могли с этим поделать.

Умереть во сне было бы не так плохо. Смерть от старости, или неспособности к воспроизводству потомства, или даже от болезни была бы терпимой. Но космос – место холодное и безразличное, равнодушное к чьим-либо предпочтениям. И в этот конкретный момент времени космос был даже холоднее, чем когда-либо.

Тела раздирало на куски и расчленяло, они взрывались, и обезображенные скелеты громоздились кучами у стен зданий – подобно белой пене, принесенной волной. Кровавое цунами захлестнуло сперва одну улицу, затем другую. Обитатели города пытались отбиваться, но чем больше они сражались, тем быстрее умирали. Силуэты – твари, что метались среди людей, бушевали и сеяли уничтожение – были пропитаны непримиримым стремлением убивать.

И они убивали – эффективно, с ненасытной бездушной решительностью, будто пытались насытить неугасимую жажду бесконечной бойни – и не могли. Они убивали и будут продолжать убивать до тех пор, пока не останется ничего, что можно было бы назвать жертвой.

* * *

Все это время Пророк спал и кричал, а собравшаяся вокруг него группка последователей содрогалась, разделяя его видения. Они видели то же, что и он, и все больше укреплялись в решимости относительно того, что им необходимо сделать. Злу из тех видений, что обрушил на них Пророк, нельзя было позволить добраться до Земли.

Если им суждено умереть, чтобы это осуществить – они не промедлят. И они не промедлят, если потребуется убить во имя высшего блага.

Корабль ни за что не смог бы подняться с поверхности планеты. Но на земной орбите, где он дрейфовал, его масса не представляла собой проблемы – он был подобен спящему киту в бескрайнем темном океане.

Его двигателям не было равных в глубоком космосе, его автоматика была самой современной, его системы жизнеобеспечения имели резервные копии, а его предназначение… его предназначение было благородным. Основать колонию. Распространить семена племени человеческого за пределами одного маленького бело-голубого шарика, на котором люди когда-то обрели разум.

Также это позволяло избранным для путешествия к новому миру сбежать от коррупции, потребления, злоупотреблений и крайней степени загрязнения, что заполнили их дом, совершенно запущенный преступно-безразличными и беспечными предшественниками.

Устроившись в кресле для гиперпрыжка на борту шаттла и глядя в иллюминатор, Джейкоб Брендон продолжал восхищаться обводами «Завета». Он был его капитаном и это был его корабль. Его будущее. У него будет не слишком много возможностей помочь Матери – замечательному всезнающему и всевидящему корабельному ИИ – ибо Джейкоб будет находиться в состоянии анабиоза – в глубоком сне – до тех пор, пока они не достигнут далекого мира Оригаэ-6.

На протяжении маршрута они будут сбрасывать сверхсветовое ускорение несколько раз, чтобы перезарядить корабль – это было запланировано и являлось рутиной. Он предвкушал, что согласно приказу – если все пойдет так, как должно – он с командой будет вмешиваться в управление кораблем насколько мало, насколько возможно.

Он знал, что Индри Митхун за ним наблюдает. Сидящий напротив тощий и темнокожий человек постоянно притворялся, что подстраивает вычислительную линзу, присоединенную к его левому глазу. На самом же деле он изучал капитана. Он начал этим заниматься еще перед взлетом, прервался во время подъема, но продолжил в течение последующего полета – постоянный испытующий взгляд начал утомлять Джейкоба.

– Слушай, Митхун, если ты хочешь о чем-то спросить, если у тебя что-то на уме – ну, давай уже. Я не собираюсь тебя провоцировать.

В иллюминаторе позади представителя «Вейланд-Ютани» было видно, как изогнутая кромка сияющей Земли поворачивается в ритме движения шаттла, пока компактный кораблик готовился к стыковке. Притворяясь безразличным, Индри изо всех сил старался казаться авторитетным, но в итоге его голос прозвучал весьма смущенно:

– Я не просил о назначении за тобой следить.

Джейкоб поджал нижнюю губу и глубокомысленно кивнул.

– А я не просил наблюдателя, так что мы на равных, – когда Митхун никак не отреагировал, раздраженный Джейкоб навязал тому продолжение разговора. – Итак, сказал наблюдаемый своему наблюдателю – если ты не против того, что твой подопечный тебя спросит – что именно ты во мне высматриваешь?

Представитель компании сглотнул, без нужды подстроил оборудование на глазу, поправил воротник рубашки под форменным пиджаком. Было похоже, что он не знает, чем занять руки. А взгляд суженных глаз Джейкоба только заставлял его суетиться еще больше. Снаружи, за иллюминатором, вращался завораживающий космос, словно пейзаж с колеса обозрения.

– Ты должен понять, капитан, что как бы сведущи ни были наши люди и машины в определении достоинств и ограничивающих параметров, но подбор команды для столь важного предприятия[1] неизбежно повлечет множество критики.

Джейкоб ласково улыбнулся.

– Мне бы хотелось, чтобы ты не использовал слово «предприятие», когда говоришь о миссии.

На этот раз Митхун потянулся к глазной линзе не наигранно. Выражение его лица изменилось, когда он сообразил, в чем дело, и осознал сказанное. Но Джейкоб остался разочарован. Он надеялся на реакцию в виде смешка или хотя бы улыбки. Впрочем, он уже понял, что рассмешить представителя компании нелегко.

– Шутка. Я понимаю, – ответил Митхун, так ничего и не поняв. – Полагаю, мне следовало воспользоваться другим термином, чтобы…

– Давай уже к делу, Митхун, – если поднять голову, то впереди перед шаттлом можно было разглядеть невероятный корпус «Завета» – все ближе. Представитель компании кивнул – было похоже, что ему полегчало, когда он избавился от необходимости изображать тактичность.

– Говоря напрямик: есть те, кто не уверен, что компания выбрала подходящую пару для того, чтобы возглавить миссию.

Теперь взгляд второго мужчины стал уверенным – Джейкоб встретил его, даже не моргнув.

– Миссию возглавляет Мать. Я – всего лишь человеческий капитан, а моя жена – суперкарго. Второй после меня – Орам, а не она.

– Мы не так обеспокоены на счет Дэниелс, – твердо ответил представитель, – как встревожены относительно тебя.

– Ясно. И что же во мне так тревожит твоих беспристрастных «мы»?