След ангела - Олег Рой

Когда-нибудь молодость не будет такой беззащитной.

Андрей Платонов

— Вот, выпей, чтобы больно не было.

— Я не пью.

— Да не боись, лишнего бабла за конину не сдеру — наркоз входит в цену.

— Не пью я, понял? Вообще не пью!

— Слушай сюда, лох! Я тебя не спрашиваю, пьешь ты или на хлеб мажешь. Мне для работы нужно, чтобы ты этот стакан до дна выдул. Сечешь? Если не выпьешь — не расслабишься. Глянь, вон мышцы буграми надулись. Значит, вся моя работа пойдет коту под хвост. А ты потом будешь трепать всем, что тебе Серега-кольщик плечо изуродовал. Ты же понимаешь, то, что сейчас сделаем, с тобой уже до самой смерти останется, никуда не денется, и никакой химией не выведешь. Так что давай, братан, решай. Если ты сдрейфил — так и скажи. Вот твои бабки, забирай и вали… А если ты мужик, если ты правильный пацан, то, блин, хлопни этот стаканец, давай руку — и поехали!

И прежде чем Санька успел что-то возразить, рука его будто сама собой потянулась к стакану, и он выпил пахучую коричневую жидкость большими глотками, с отвращением, стараясь не вдыхать запаха, как выпил бы, наверное, керосин. Опустошив стакан до дна, с громким стуком поставил его на стол. Так всегда делали отец и его друзья. А поскольку закуски к коньяку у Сереги-кольщика не полагалось, Саня по-мужицки понюхал свой кулак и откинулся спиной на спинку стула.

Негромко зажужжала машинка, руку кольнуло, сначала слегка, потом сильнее… Голова закружилась. Он сжал зубы, изо всех сил стараясь, чтобы на лице, как это пишут в книгах, «не дрогнул ни один мускул». Не хватало еще, чтобы Серега решил, что ему, Саньке, страшно или он боится боли. Ничего он не боится! Надо только немного потерпеть — и все кончится. Голова кружилась все сильнее, очертания предметов стали расплываться перед глазами. Чтобы избавиться от неприятного ощущения, Санька зажмурился. Нужно отвлечься. Подумать о чем-нибудь хорошем, приятном. О Лилке, например. О том, как у них все началось — прямо первого сентября…

— Ну, здравствуйте, одиннадцатый «Б»! Какие же вы все загорелые, повзрослевшие! Как вытянулись за лето!

Ирина Анатольевна так и сияла улыбкой. Она была в белой кружевной кофточке, которую всегда надевала по праздникам, крашенные хной волосы убраны по-особенному — не зализаны в будничный пучок, а уложены в пышную прическу. А вот росточком классная, кажется, за лето стала меньше, даже Таня Усольцева и Леша Лавриков — самые маленькие в классе — и те ее догнали.

— Ну что ж, давайте мериться! Идите все к доске, стройтесь по росту.

Это была старая традиция и любимая причуда Ирины Анатольевны. Каждый год первого сентября она начинала занятия с того, что выстраивала свой класс по росту. И каждый раз что-то менялось, кто-нибудь кого-нибудь да обгонял. Так получилось и сейчас. Все девчонки пестрой стайкой сместились к концу шеренги, а ведь еще два-три класса назад большинство из них стояли во главе — были выше ростом многих из мальчишек.

Впрочем, тройка самых высоких учеников и в этом году осталась без изменения. Саша Сазонов занимал в ней почетное место между Ренатом Айдаровым и Вадиком Калашниковым, которого в классе звали Каланчой. Переглянувшись, ребята отметили и то, что расстановка сил осталась прежней — Вадик — Санька — Ренат (по убывающей), и то, что следом за ними теперь занимает место уже не «барби» Алинка Кузьмина, а обогнавший ее на добрых пять сантиметров Артем Белопольский. Во всем этом они разобрались мгновенно и быстро встали на свои места. Зато в середине строя шла борьба чуть ли не за каждый сантиметр, ребята совсем по-детски становились затылок к затылку, проводили ладонью, чтобы определить точно, кому за кем стоять, даже ссорились, но не всерьез, а весело, со смехом и шутками. Ирина Анатольевна с удовольствием наблюдала эту суматоху. А когда наконец все выстроились и подравнялись, она торжественным тоном произнесла:

— Ну вот, ребята, запомните каждый своих соседей. В середине года опять померяемся, увидим, кто сделал рывок в росте, а кто отстал — мало каши ел…

— Да, в середине года померяемся последний раз…

Это сказала Таня Усольцева. Сказала тихо, так, что, по идее, ее должен был услышать только стоящий рядом такой же маленький Леша Лавриков. Но услышали почему-то все и разом замолкли. Точно впервые осознали, что этот учебный год — последний. Все были маленькие, маленькие… И вдруг — одиннадцатый класс. Еще год — и прощай, школа. И самое странное, что, хотя школу Санек никогда не любил, от этой мысли ему не стало радостно, даже наоборот, немного взгрустнулось.

— А теперь давайте постараемся тихо, без толкотни, рассесться по местам, — предложила классная. — Надеюсь, вы уже решили, кто с кем будет сидеть?

Ребята нестройной гурьбой двинулись к партам, на ходу выбирая себе место. Естественно, совсем без проблем не обошлось — одни поспорили из-за первой парты, другие никак не могли поделить «галерку». Но большинство постарались сесть там же, где сидели и в прошлом году.

В большинстве школ к одиннадцатому классу состав учеников значительно меняется. Многие уходят: слабые ученики поступают в профессиональные колледжи, сильные переводятся в специализированные гимназии и лицеи. Но в их две тысячи четырнадцатой все было несколько иначе. Школа хоть и не имела никаких особых регалий и официально звалась просто «средняя школа с углубленным изучением английского языка», но считалась престижной, одной из лучших в районе, поскольку в ней работали отличные преподаватели. Попасть сюда было непросто, богатенькие родители буквально осаждали кабинет директора, упрашивая, чтобы тот взял к себе их драгоценных чад. Однако Роман Владимирович был в этом вопросе непреклонен. Сначала принимали ребят из близлежащих микрорайонов и только потом, если останутся места, — всех остальных. Если бы не это правило, Санька Сазонов, конечно, в две тысячи четырнадцатую никогда бы не попал. Его, заядлого троечника, и в десятый класс-то перевели чудом, должны были выпереть, но учителей упросила мать, которая никак не хотела расстаться с мечтой, что ее сын получит высшее образование. Эта тихая, невзрачная, вечно усталая женщина почему-то считала вузовский диплом чем-то вроде пропуска в богатую и счастливую жизнь. Жизнь, принципиально непохожую на ту, что была у нее.

Так и получилось, что Санек оказался в одиннадцатом вместе с большинством своих одноклассников. Покинули школу только пятеро, и на их место, как стало известно уже на утренней «линейке», тут же взяли пять других — двух парней и трех девчонок.

Санька и Артем, дружившие уже целую вечность, класса с третьего, устроились на обычном своем месте — на предпоследней парте в ряду у окна — и тут же принялись обсуждать новеньких. Парни им сразу не понравились, оба по виду были типичные «мажоры». Из девчонок одна, сразу ясно, зубрилка, этакая серая мышь, другая хоть и дорого одета, но слишком полная, чтобы привлекать к себе внимание мальчишек, а вот третья вполне ничего. Они были бы не против, если б эта новенькая села перед ними, но Ирина Анатольевна отправила ее в средний ряд, а парту перед приятелями заняли Лиля Варламова и Полина Козлова, на классном жаргоне — Лила и Коза. Впрочем, Артема, Темыча, такой расклад вполне устроил. Он еще с прошлой весны подбивал под Козу клинья, слал ей эсэмэски, болтал с ней по аське и постоянно тусовался на ее страницах «Вконтакте» и на «Одноклассниках». В конце года они даже начали встречаться, но, когда наступило лето, перестали видеться, поскольку Полина укатила на все каникулы к старшей сестре, вышедшей замуж за итальянца. И теперь она, едва усевшись, тут же обернулась к ним и принялась взахлеб рассказывать мальчикам об Италии.