Адмирал Макаров. "В море - значит дома!" - Олег Сотников

Весенний вечер баловал тёплым ветерком. Жизнь на севастопольском рейде текла своим чередом: по спокойной воде между кораблями сновали шлюпки и катера, слышался скрип канатов, откуда-то доносились нестройное пение отдыхающих матросов. И только на пароходе «Великий князь Константин» ближе к вечеру становилось всё оживленнее. В открытую яму трюма опускали на канатах мешки с углем, трое матросов тащили на плечах свёрнутую в рулон парусину, офицеры на мостике выверяли навигационные приборы.

Внезапно сверкающие в лучах заходящего солнца горны протрубили большой сбор. По трапам и палубам под свистки боцманских[1] дудок застучали матросские ботинки. Минута — и весь экипаж застыл в строю по команде «смирно». С берега на борт по трапу поднялся, почти вбежал плечистый и кряжистый человек с роскошными длинными усами. Внимательно оглядев строй, он отрывисто произнёс:

— Идём топить турок. Война объявлена. Прошу помнить, что наш «Константин» — лучший миноносец в мире! Одной только миной мы можем отправить на дно броненосец[2] врага. И помните, мы — русские моряки! С нами Бог! И если случится, мы вступим в бой с целой эскадрой[3]!

Экипаж ответил своему командиру раскатистым «ура!».

Командира звали Степан Осипович Макаров, в ту пору он служил лейтенантом российского флота. Всего полгода назад он прибыл в Севастополь и получил под командование быстроходный торговый пароход «Великий князь Константин». Почему торговый пароход, а не военный корабль? И не странно ли офицеру командовать гражданским судном?

Дело в том, что Россия проиграла в первой Крымской войне 1853–1856 годов[4]. По условиям мирного договора наша страна лишилась права иметь свой военный флот на Чёрном море. И только спустя пятнадцать лет Россия приступила к строительству и перевооружению флота.

В 1877 году Россия снова объявила войну Турции и начала боевые действия, придя на помощь народам Болгарии, Сербии и Черногории. Но если русская армия была хорошо подготовлена к войне, то с флотом дело обстояло гораздо хуже: не успели достроить новые корабли, не успели перевезти береговую артиллерию, которая должна была защищать порты и города от нападения кораблей противника со стороны моря. А Турция в те годы имела на Чёрном море мощные военные корабли-броненосцы. Казалось бы, без военного флота поражение России на море неминуемо…

Именно тогда молодой лейтенант Макаров написал морскому министру письмо, в котором предложил вести с турками минную войну. План Макарова был прост в исполнении и гениален по замыслу: на быстроходный торговый пароход устанавливалось несколько катеров, вооружённых минами. Пароход в ночное время подходил как можно ближе к противнику и спускал на воду катера — длинные быстроходные лодки с небольшими паровыми двигателями. Впереди, на носу катера крепился восьмиметровый шест, на конце которого устанавливался мощный заряд взрывчатки. Под покровом ночи катер тихо подходил к вражескому кораблю, а двое матросов направляли шест таким образом, чтобы мина ударила ниже броневого пояса, то есть в подводную часть корпуса корабля. И как только раздавался взрыв, катер резко давал задний ход, уходя от пуль и снарядов разбуженного неприятеля. А корабль противника шёл ко дну.

Макаров смог убедить руководство морского ведомства в том, что при отсутствии у России крупных боевых кораблей минные катера на Чёрном море могут стать реальной силой. Именно быстроходное пассажирское судно, способное доставлять катера к местам дислокации вражеского флота, являлось основой проекта Макарова. Так он стал основателем нового класса кораблей — минных транспортов. Степана Осиповича перевели служить в Севастополь и дали под командование самый быстроходный пароход с очень мощной по тем временам паровой машиной и четыре небольших паровых катера.

Пароход тщательно готовили к боевым действиям. Макаров старался успеть везде: то он на шлюпочной палубе — следит, как устанавливают катера, то в штурманской рубке — уточняет прокладку курса на карте, то уже в арсенале[5] — проверяет винтовки.

Непросто было молодому лейтенанту завоевать уважение экипажа. На флоте не терпят ни лжи, ни зазнайства. Долго присматривались моряки к новому командиру. Подмечали, как он себя ведёт, как разговаривает, умеет ли ладить с подчинёнными. Но командир вёл себя со всеми ровно, и никак не удавалось матросам выяснить, чего же стоит Макаров как моряк и как человек.

И тогда боцман Корней Дорофеевич решил проверить молодого командира. На всём Чёрном море Дорофеич считался непревзойдённым знатоком морской практики, и никто лучше него не умел вязать самые замысловатые морские узлы.

И вот однажды он прохаживался на корме парохода между свёрнутыми в бухты канатами и, покряхтывая, что-то бурчал вполголоса. На корме появился Макаров, как обычно спешащий.

— Ваше благородие, Степан Осипович, дозвольте поинтересоваться… — начал Дорофеич.

— Весь во внимании, Корней Дорофеич, слушаю вас, — вежливо откликнулся Макаров.

— Не могу никак закавыку одну разрешить: канаты-то какие возьмём? Манильские пеньковые али, может, сизальские? — боцман добродушно усмехался в бороду и внимательно ждал ответа командира.