Загадка Багрового источника - Шерит Болдри

Едва забрезжил рассвет и над крышами Гластонбери начал подниматься дымок, Гвинет и Гервард с грузом провизии для каменщиков вышли из ворот отцовского трактира. Строительство нового храма шло полным ходом, а Джефри Мэйсон подрядился ежедневно кормить рабочих завтраками и обедами. Ноябрьский ветер, резкий и холодный, срывал с оголившихся ветвей последние сухие листья. Все вокруг будто вымерло, только в самом конце улицы, возле монастырской стены, сборщик хвороста катил на рынок свою тележку. В утренней тишине скрип колёс казался особенно громким.

Под аркой ворот было сумрачно и сыро. Не успели Гвинет с братом войти, как навстречу им сломя голову промчался какой-то монах, чуть не выбив из рук Гвинет тяжёлую корзину. Отшатнувшись, она ударилась головой о каменную стену. От боли на глаза навернулись слёзы. Монах даже не остановился — лишь чёрный силуэт мелькнул в проёме арки.

— Ну и ну! — пробормотала Гвинет, потирая затылок.

— Не заметил, кто это был? — спросила она брата. Тот не успел войти в арку и прижался к стене за воротами.

— Брат Питер, — ответил Гервард, оглядываясь. — И куда он так спешит?

Гвинет нахмурилась. Зачем старому брату Питеру понадобилось бежать куда-то в такую погоду? В его годы разумнее было бы сидеть в тепле…

Тряхнув головой, она перехватила корзину поудобнее и поволокла её через церковный двор к новому храму, где ждали завтрака голодные каменотёсы. На долю Герварда как всегда остались оба меха с элем. При виде брата с сестрой рабочие отложили молотки и зубила, и подошли получить свои порции эля и свежего хлеба.

Было так холодно, что дыхание вырывалось изо рта облачком пара. Гвинет запрокинув голову, любовалась на покрытые серебристым инеем стены храма. В лучах бледного зимнего солнца он казался волшебным замком. А каким величественным станет их храм, когда его, наконец, достроят! Даже лучше, чем прежний, погибший в огне пожара шесть лет назад.

«Теперь уже скоро», — думала Гвинет. Ведь теперь в аббатстве есть деньги на покупку нового камня и оплату труда рабочих. Да и деревня постепенно выбирается из нищеты.

Каменотёсы столпились вокруг Герварда, по очереди подставляя кубки под струю горячего эля. Джефри Мэйсон подогрел его с пряностями, чтобы отогнать зимнюю стужу. Замёрзшие мужчины обхватывали кубки ладонями и раздували ноздри, вдыхая ароматный пар.

Гвинет поставила корзину на недостроенную стену и стала разворачивать хлеб — матушка завернула его в несколько слоёв полотна, чтобы сохранить тепло очага. Подошёл Оуэн Мэйсон с кубком эля. Гвинет улыбнулась и протянула дядюшке его порцию — тот наслаждением впился зубами в тёплую мякоть.

— Так-то лучше, — пробормотал он с набитым ртом. — Во всём Гластонбери не найти хлеба вкуснее, чем у твоей матушки. Да что там в Гластонбери — во всей Англии такого не сыщешь!

— Я обязательно передам это маме, — улыбнулась Гвинет. Дядюшкина похвала согрела её лучше всякого завтрака.

Жуткий сдавленный хрип за спиной заставил её подскочить. Мэтт Грин, дядин приятель-каменщик выронил свой кубок и обеими руками схватился за горло, судорожно пытаясь вдохнуть. Карие глаза Герварда стали огромными от ужаса. Он и думать забыл про мех, и эль тонкой струйкой лился на землю.

У Гвинет кровь застыла в жилах, и виной этому был вовсе не зимний холод. Что могло вызвать такие судороги — и как эта дрянь попала в кубок к мастеру Грину?

— Надо позвать брата Патрика! — воскликнула она испуганно. — Это наверняка отрава!

Каменщики загоготали, подталкивая друг друга локтями.

— Ну, хватит, Мэтт, — поморщился дядюшка Оуэн. — Рановато ещё для рождественской пантомимы. Ты детей испугал.

Мастер Грин отпустил руки и выпрямился, глуповато улыбаясь.

— Я не хотел никого обидеть, — оправдывался он. — Просто вспомнил, как на Михайлов день[1]чуть не отравили декана[2]Александера, ну вот и…

— Декана Александера? — заинтересовалась Гвинет. Она никогда не видела могущественного настоятеля Уэллского[3]собора, но все знали, что он хочет присоединить Гластонбери к своей епархии. Декан Александер даже прислал в аббатство своего человека, отца Годфри де Массара — якобы для того, чтобы передать аббату Генри какие-то письма. Но отец Годфри гостил в Гластонбери уже не первый месяц, так что Гвинет с братом были твёрдо уверены, что он просто шпион и докладывает декану обо всём, что происходит в аббатстве.

Гервард тоже очнулся и даже завязал полупустой мех, чтобы ни капли эля больше не пропало. Страх на его лице уступил место любопытству.

— Я ничего об этом не слышал, мастер Грин! Расскажите, пожалуйста!

— Ну что ж, почему не рассказать… — Мэтт Грин нагнулся и поднял с земли обронённый в притворных корчах кубок. — А может, нальёшь ещё маленько? От рассказов эвон как во рту пересыхает!

Подпрыгивая от нетерпения и сдерживаемого смеха, Гервард снова развязал мех и налил мастеру Грину «маленько» эля. Гвинет взгромоздилась на стену возле своей корзины и устроилась поудобнее, обхватив себя руками и засунув ладони поглубже в тёплые складки плаща. Дядюшка Оуэн привалился к стене, не прекращая жевать.

— Вот, значит, как всё это было, — начал Мэтт Грин, сделав добрый глоток эля. — На Михайлов день — два месяца уж тому — декан Александер устроил большой пир. Съехались всякие важные гости — епископ Фиц-Джослин из Бата, отец Эйдан — а он, по слухам, любимец самого короля Ричарда. Говорят, что для пира убили сотню оленей, зарезали пять сотен кур и скупили в Уэллсе все пряности, какие нашлись на базаре.

Гвинет ничуть не удивилась — чего ещё ожидать от Уэллского духовенства! Тамошние священники никогда не соблюдали обета бедности, не то, что монахи из Гластонбери. Даже в обычные дни декан Александер обедал, как пристало бы знатному лорду, а не скромному слуге Господнему.

— Повар приготовил тушёную оленину, — продолжал мастер Грин. — Говорят, это любимое блюдо декана. Но случилось так, что одна из его охотничьих собак пробралась в кухню и сожрала оленину прямо с блюда — а её уже собирались нести в зал.

Он снова хлебнул эля и помолчал, чтобы ещё сильнее разжечь любопытство слушателей.