Чужая жизнь - Сергей Семенович Монастырский

Сергей Монастырский

Чужая жизнь

Я так стала по тебе скучать, Андрюша! – сказала мама.

– Мам, но это уже было так давно, – Андрей не понял, кого он успокаивает – себя или мать?

– Да, четыре года! – у мамы были совершенно седые волосы, которых раньше не было.

– Мне сказали, что у тебя родилась дочка?

– Кто сказал, – удивился Андрей, – там же никого нет!

– Ну, сказали, – уклончиво ответила мать. – Очень хочется на нее посмотреть!

– Хочешь, я ее сейчас принесу? Она спит.

– Не буди. Мама вытерла слезы рукой, хотя слез Андрей не видел.

– Да, наверное, и не надо, а то и она будет по тебе скучать,– сказал Андрей.

– Как-нибудь приду.

… И на этих словах Андрей проснулся. Серое зимнее утро выползало через еще закрытые еще шторы в спальню. Из кухни уже раздавался лепет дочки, которую жена кормила кашей, скворчала на сковороде утренняя яичница для Андрея, тихо что-то бубнил телевизор. Словом все было как обычно. Но обычной радости от того, что утро, что впереди длинный день, что в квартире жена, ребенок, он не чувствовал.

Что-то мешало, что-то произошло. А что, он понять не мог.

Привычно спустя ноги с постели, вставив их в тапочки и накинув купальный халат, он вышел из спальни.

– Ой! А вот и папу сейчас будем кормить! – сказала Валентина, целуя мужа в щеку- А ты малышка покушай кашку.

– Умничка, – похвалила Валентина, – давай папу вместе кормить.

Дочка родилась два года назад. Мать умерла за год до их свадьбы, так что в свои двадцать семь лет Андрей вполне еще мог считаться молодоженом. Да так оно и было. Букетно-конфетный период, казалось, надолго застрял в его семье.

Валентина цепляла вилкой кусок яичницы и подносила ко рту Андрея. Тот послушно открывал рот, и дочка радостно смеялась.

Но что-то не отпускало, не радовало.

– Знаешь, – сказал Андрей, – мне сегодня приснилась мама.

Валентина промолчала. Про личное она ничего не хотела комментировать.

– Она почему-то была с седыми волосами, – грустно продолжил Андрей.

– У нее никогда не было ни одного седого волоса.

– Да, – подтвердила Валя, – она же умерла молодой.

– Пятьдесят два ей было, – Андрей отставил от себя тарелку. – Может на кладбище съездим? Давно вообще-то не был. Может это она зовет?

– Андрюша, – не говори глупостей! – Валя сжала его руку. – Там, – она показала наверх, – нет ничего!

На кладбище все же Андрей съездил после работы.

Сгущались сумерки и только белые сугробы, засыпавшие могилы давали какой-то свет. Фонари еще не зажигали.

Мама смотрела на него с надгробной фотографии молодая, веселая. Такой он ее и знал и помнил сейчас, и даже те мучительные полгода как-то не испортили эту память.

Да, на кладбище он съездил. Но не отпустило.

– Черт те что, – сказал он вечером жене. – Ну, сон и сон! Что же так тяжело!

– Это пройдет! – утешила Валентина. – Сны забываются.

– Но ведь зачем-то она приходила? – Упорствовал Андрей.

– Она же тебе сказала- соскучилась, – напомнила Валя.

– Ну, да, четыре года не скучала, а сейчас соскучилась!

– Слушай! Не входи в депрессию! – Валентина закрыла тему.

… Ночью Андрей вспомнил!

– Знаешь, – сказал он за завтраком, – Она меня кое о чем просила перед смертью. Во-первых, чтобы я женился. Я женился.

– А,– протянула Валентина, – я-то думала по любви! А ты исполнил завещание маменьки!

– Не говори глупостей – рассердился Андрей. Во вторых, хоронил ее в закрытом гробу – смерть меняет внешность человека, а она же хотела, чтобы ее помнили живой! В-третьих, чтобы написав диссертацию ушел в науку.

Я ушел.

– А где наука? – спросила Валентина.

– Мама мало, что понимала в науке, – объяснил Андрей. Ей казалось, что наука, это институт. А там платят две копейки!

– Ну, я к чему?! – продолжил он. – Еще кое о чем просила. Я сделал. А вот об одном действительно забыл.

– Это о чем? – Валентина напряглась.

– Когда она месяцами лежала в онкологии, у нее была любимая медсестра. Они просто стали подружками. И за два месяца до маминой смерти, эта медсестра заболела. Что-то с иммунной системой. Так вот, она, мама рассказывала, была одна на всем белом свете. Ни родителей, ни мужа, ни детей – никого у нее не было. И мама очень беспокоилась, как она справляется. Сама она уже, понятно, навестить ее не могла. И вот эта последняя просьба была о том, чтобы я ее навестил и если нужно – помог!

– Навести! – просто сказала Валя.

…Медсестру эту Андрей помнил смутно. В халатах и белых накрахмаленных шапочках они все казались на одно лицо. Помнил, что зовут ее Дина, так называла ее мать, и что лет ей было по виду около или чуть больше сорока. Поэтому первым делом заглянул он в то отделение онкологической клиники, где лежала мать.

Естественно, молоденькие медсестры, дежурившие в тот вечер, куда после работы зашел Андрей, дела четырехлетней давности не помнили. Однако отослали его к старшей медсестре, которая, как они сказали, всю жизнь здесь работала, но будет только завтра утром.

Андрей понял, что нужно брать отгул. Старшую медсестру, суровую даму, совсем, однако, не старого возраста, он застал. Но пришлось выдержать пристрастный допрос.

– А вы кем ей будете? – спрашивала она, спустив очки на кончик носа.

Как мог, Андрей объяснил. Оказалось, что строгая дама смутно, но все-таки вспомнила мать Андрея, и ту медсестру, которую он искал.

– А вы что, всех так помните? – поразился Андрей.

– Ну, почти. Лучше бы не помнить, столько горя на мне! Это же онкология, почти верная смерть!– Пояснила она.

Порывшись в документах, нашла долгожданный адрес той медсестры, которую Андрей искал.

– Да, тяжелая была болезнь, – сказала она, – Мы Диночку почти два года держали в штате. По месяцу – два она болела, потом возвращалась, и года полтора назад уволилась. Дали ей инвалидность. Я с ней потом созванивалась где-то полгода, девочки к ней наши иногда заходили, а потом как-то все затихло. Ну, так жизнь устроена – возразила она и добавила.

– И ко мне дорогу забудут. И к вам.

…Хрущевская обшарпанная пятиэтажка, где жила Дина Николаевна, находилась в рабочем районе на краю города. Андрей ничего не понимал, зачем он ищет эту медсестру, и чем он ей сможет помочь, но решил все закончить за один – два дня и выполнить свой такой неясный долг перед матерью. На входной двери в подъезд, не было, естественно, никаких кодовых замков, она вообще была распахнута, несмотря на зимнюю